Мор Йокаи - Призрак в Лубло

Хозяева поспешили вкатить свои подводы на паром и уставить поплотнее, потом стали выводить лошадей.

После лошадей дошла очередь до рогатого скота. Гурт с трудом поместился на пароме. А что, если бы вся эта компания вдруг явилась в театр? Вот пришлось бы потесниться!

Последним ввели быка, которого все немного побаивались. Моравские погонщики разместились между телегами и коровами. Наконец, взошёл на борт и пастух со своей лошадью.

Но отправляться ещё нельзя было. Приходилось ждать, пока, нагревшись на солнце, провиснет канат, перекинутый через реку. Сейчас он весь дымился и был так сильно натянут, что паромщики не могли до него дотянуться.

Чтобы не терять времени зря, решено было полакомиться ухой, сварить которую поручили владельцу парома.

Съестного ни у кого больше в запасе не имелось. У паромщика нашёлся казанок, а за рыбой было недалеко ходить. Из оставшихся после паводка луж выгребали лопатами жирную плотву, судаков и даже стерлядь. Рыбу эту наспех чистили, разрезали на части и бросали в казанок, под которым уже горел огонь.

Всё шло как нельзя лучше, покуда паромщик не спохватился, что уха-то без паприки.

Паприка бывает в торбе у каждого порядочного венгерца, но после трёхдневной вынужденной стоянки все запасы паприки, естественно, были уничтожены. А нет паприки – нет и ухи.

– У меня ещё найдётся! – сказал вдруг пастух, доставая из рукава своей бурки деревянную коробочку. Видно,

предусмотрительный парень придержал свою паприку на крайний случай и, таким образом, оказался спасителем всей странствующей компании.

Казанок был установлен в конце парома, и, чтобы подойти к нему, пастуху пришлось пробираться по самому краю, так как середина парома была сплошь забита коровами. Да к тому же не так-то охотно расстаётся человек с коробочкой паприки.

Пока хозяин парома посыпал рыбу этим красным перцем (о котором ещё Окен13 писал, что это яд, но что есть такие дикари, которые осмеливаются его есть), пастух незаметно сунул кизяк под казанок.

– Э, да эта уха, кажется, пригорела! – немного погодя заметил сапожник.

– Да, рыбка не пригорела, а основательно попахивает! –

поправил его кум-скорняк.

Но скот раньше всех учуял тяжёлый запах горелого кизяка. Первым забеспокоился бык. Он поднял морду, потряс колокольчиком, висевшим на шее, и заревел во всю мочь, потом опустил голову, поднял хвост кольцом и начал реветь ещё пуще. Услышав это, коровы тоже, словно ужаленные, вдруг заметались из стороны в сторону, замычали и сбились в кучу на краю парома.

– Господи Иисусе, пресвятая Анна! Спаси и защити наш ковчег, – причитала толстая мыловарка.

– Сударыня, скорей переходите на другой конец, уравновесьте нашу посудину! – пошутил сапожник.

Но вообще-то сейчас было не до шуток. Всем мужчи-

13 Окен Лоренс (1779–1851) – немецкий учёный-естествоиспытатель.

нам пришлось ухватиться за натянутый канат, чтобы таким образом удержать паром в равновесии. Несмотря на все усилия, один из бортов быстро погружался в воду.

Вдруг бык неистово взревел и, сделав гигантский прыжок, бросился в воду. А вслед за ним попрыгали и все двадцать четыре коровы.

Паром в это время уже находился почти на средине

Тиссы.

Коровы плыли обратно к берегу.

Оба моравских погонщика орали на паромщиков:

– Цурук! Цурук! Пожалуйста, назад! – Они требовали, чтобы паром вернулся за коровами.

– Какого чёрта «цурук!» – кричали торговцы. – Нам нужно переправиться на другой берег. И без того уже опаздываем на онодскую ярмарку.

– Не орите, ребята, – с невозмутимым видом сказал пастух. – Я сейчас усмирю этих тварей.

Он вскочил на коня, подъехал к сходням парома и, дав шпоры своему Белолобому, выпрыгнул за борт в Тиссу.

– Уж пастух-то догонит их! Можете не сомневаться! –

успокаивал сапожник загрустивших погонщиков.

Барышник, оставшийся на берегу, был иного мнения.

Для его лошадей не хватило места на пароме, да, кроме того, он и сам боялся переправлять их вместе с рогатым скотом.

– Ну, теперь можете распрощаться с этим стадом! Не видать вам его, как своих ушей! – кричал он вслед едущим на пароме.

– Опять вылез этот прислужник Пилата, – разозлился скорняк. – Дайте-ка мне ружьё, я его сейчас пристрелю.

Между тем стадо уже приближалось к хортобадьскому берегу и, достигнув отмели, не спеша вышло на сушу.

Пастух отстал от него, так как коровы плавают быстрее, чем лошади.

Выбравшись, наконец, на берег, он снял обмотанный вокруг шеи кнут и сильно щёлкнул им.