– Что ж, постараюсь всё хорошенько припомнить. Так вот, в последний раз я был в хортобадьской корчме прошлый год, в день Дмитрия, когда нанимали чабанов. Меня тогда забрили в солдаты. С тех пор я даже и близко не подходил к корчме.
– Шандор! – прервала его девушка.
– Да, я Шандор. Это моё крёстное имя.
Следователь спросил:
– Так, значит, вы не были в хортобадьской корчме три дня тому назад и буфетчица не подавала вам вина, отравленного мандрагорой, от которой вы заболели?
– Я не был в хортобадьской корчме и не видел барышни
Клари больше полугода, а значит, и вина у неё не пил.
– Шандор!. Ты лжёшь?! Ради меня?! – воскликнула девушка.
Следователь рассердился:
– Не пытайтесь своим запирательством ввести в заблуждение суд. Девушка уже во всём призналась; это она напоила вас вином с корнем мандрагоры.
– В таком случае она на себя возвела напраслину.
– Зачем же ей это делать? Ведь такой проступок влечёт за собой строгое наказание.
– Вы спрашиваете, зачем? А затем, что коли девушкам взбредёт на ум какая-нибудь чепуха, так у них хоть кол на голове теши – всё равно стоят на своём. Девица Клари обижается на меня за то, что я к ней не заглядываю. Она обвиняет себя, чтобы заставить меня сжалиться над ней и признаться, у кого я был, у какой другой красавицы оставил своё сердце и кто напоил меня этим зельем. А я захочу
– скажу, а не захочу – не скажу. Она мстит мне за то, что я ни разу не был у неё с тех пор, как приехал в отпуск из армии.
При этих словах девушка рассвирепела:
– Шандор! Ты никогда в жизни не лгал. Что с тобою сталось? Ты мог избавиться от службы в армии одним лживым словом, которое тебе навязывали, но ты не пожелал его произнести. А сейчас ты запираешься, говоришь,
что третьего дня не был у меня? А кто же подарил мне гребень, которым сейчас заколоты мои волосы?
Табунщик саркастически заметил:
– Барышне лучше знать, почему и отчего её волосы заколоты гребнем.
– Шандор! Это несправедливо! Я ничего не боюсь, пусть меня привяжут к позорному столбу или отстегают плетью. Вот моя голова, пусть её отрубят – мне всё равно.
Только никогда не говори, что я не нужна тебе, что ты ко мне не приходил. Это для меня хуже смерти.
Следователь пришёл в негодование:
– Тысяча чертей! Свои амурные дела вы потом уладите!
Но если в данном случае имело место отравление, я должен знать, кто отравитель.
– Отвечай же, отвечай! – с пылающим лицом воскликнула девушка. – Отвечай!
– Ну, ежели вы так настаиваете, будь по-вашему. Я
расскажу. В охатской степи я повстречался с кочующей цыганской семьёй. Перед шатром стояла красавица девушка с чёрными, как уголь, глазами. Она окликнула меня и пригласила к себе. Цыгане жарили поросёнка. У них я веселился, пил вино. Мне показалось, что у вина какой-то горький привкус. Но поцелуи молодой цыганки были так сладки, что заставили меня забыть всё на свете.
– Ты врёшь! Врёшь! Врёшь! – вскричала девушка. –
Эту сказку ты придумал сейчас.
Табунщик только ухмыльнулся. Правой рукой он схватился за затылок, прищёлкнул левой и запел ту же песню:

Как же не быть добрым свету?
Девушка-цыганка, девушка-мадьярка, одного вы цвета!
Он не сейчас выдумал эту сказку, а ещё в ту мучительную ночь, когда Жёлтая Роза поправляла ему подушку и прикладывала ко лбу примочки. В его раскалывающейся от боли голове родилась тогда эта сказка, которая должна была спасти неверную возлюбленную.
Следователь с досадой стукнул кулаком по столу:
– Не разыгрывайте комедии!
Табунщик сделал серьёзное лицо:
– Я, ваше благородие, не разыгрываю комедии. То, что я сказал, сущая правда, клянусь господом богом.
И он поднял вверх три пальца.
– Нет! Нет! Не клянись! – умоляла девушка. – Не губи свою душу!
– Чёрт бы вас подрал! Вы оба рехнулись, – крикнул следователь. – Господин писарь, запишите показание табунщика о девушке-цыганке, которую он обвиняет в совершении преступления. Пусть её разыщет полиция. А вы можете идти. Если понадобитесь, вас вызовут.
И Клари отпустили, правда после того, как следователь по-отечески прочёл ей нравоучение.
Шандору пришлось ещё немного задержаться, чтобы выслушать и подписать протокол показания.
Клари поджидала его в коридоре. Лошадь табунщика уже была привязана к акации.
Выйдя от следователя, он первым делом направился к доктору поблагодарить его за заботливый уход.
Читать дальше