Мор Йокаи - Призрак в Лубло

– Так что же, выходит, мать не желает танцевать, –

продолжал он куражиться, – или, может, того, просто прикидывается?. А ведь придется еще и на крестинах поплясать!

– Ну да, как бы не так! – отозвалась мать.

– А может быть, не будешь все-таки? Ты ведь горбатая!

Впрочем, ты такие коленца начнешь откалывать, что, глядишь, даже спина выпрямится.

– Оставь меня в покое.

– Ха-ха! Нет, ты посмотри только, как она, мать-то твоя, показывает зубы!.. Она и ест-то как кролик.

Жена его в сердцах отложила кусок хлеба и рассерженная вышла.

– А ну, куколка, танцуй, танцуй! – потешался старик, лежа на кровати.

Йошка слушал все это с ужасом и горечью. Что сказать теперь, что предпринять?. Хриплым голосом он промолвил только:

– Вы хоть бы пощадили матушку, батя.

И ждал, не швырнет ли тот ему в голову ребенка.

Отец замолчал и уставился на него своими серыми глазами.

— Вот ты и пощади!.. Нет, вы полюбуйтесь только... как он-то ее жалеет!. Мать ему, можно сказать, только-только пеленки стирать перестала, а уж он, поди-ка, женится.

Пошел ты!.

И он грубо, очень грубо выругался.

— Больно ты загордился своим заработком. Конечно, теперь-то ты барин! Прекрасно. . Мы все передохнем тут зимой с голода, если ты заберешь свою пшеницу! Это как пить дать!

Вошла мать. Она постелила ребятишкам в крохотной кухне, потому что в комнате все не умещались; однако она слышала каждое слово их разговора.

— Ну, хватит тебе.

— A-а, черт бы вас всех побрал!.. По мне так пусть хоть трех жен берет, – проговорил старик. – А только измельчали мужики, испоганились. .

— Да заткнись ты! – оборвала его жена.

Однако старик, который до сих пор делал вид, будто готов согласиться на женитьбу сына, сейчас дал волю горькому гневу.

— Вместо того чтобы заработать малость, он, пожалуйте, уже женится. По мне так лучше б сдох! Два нищих заключают сделку. .

— Чего вы хотите от меня, батя? – вскочил Йошка.

Старик хмуро молчал.

— Повеситься мне, что ли? – воскликнул парень.

— Ну и вешайся! Для тебя я веревки не пожалею!

— Йошка, Йошка, сынок! – заломила руки мать.

— Батя сам не знает, что говорит.

— Дитятко ты мое!

Тут заговорила бабка:

— Оно, конечно, парню не терпится. Но если уж так приспичило жениться, то есть ведь достаточно девиц из богатых семей.

Йошка повернулся в ее сторону, как разъяренный молодой бычок:

— Я так и знал, что вся беда в этом!

— А так оно и есть! – отозвалась бабка.

— Конечно, в этом! – проговорил отец.

— Ну, так знайте! – заорал Йошка. – Не нужны мне они, другие! Никто не нужен, кроме этой девушки, есть у нее что за душой или нет!

С этими словами он выскочил в сени, сильно хлопнув за собой дверью.

— Убью! – заревел отец. – Паршивый щенок, убью!

Попомнишь ты у меня, как хлопать дверью!

Старик даже спрыгнул с постели, чтобы побежать вслед за Йошкой, но жена и дети схватили его за руки и, буквально вцепившись в него, в ужасе заголосили.

— Бени, Бени! – рыдала женщина.

— Па-апа, па-а-почка! – вторили ей дети.

Старик дал себя успокоить.

Потом он снова лег, отвернулся к стене и заснул. Он и не пошевелился, когда к нему в кровать уложили двух или трех маленьких ребятишек, кого в изголовье, кого в ноги.

А Йошка вышел на улицу и затянул протяжную песенку.

— Слышите? – говорили соседи. – Это Йошка Дарабош поет. Ишь ты, хорошо, видать, парню! Влюбился, наверное...

9

Допев песню, Йошка умолк: ему вовсе не хотелось, чтобы полицейский с улицы Петефи услышал его.

Остановившись возле дома Пала Хитвеша, он осторожно прокрался к окну и заглянул внутрь.

Все четверо сидели вокруг стола и молча слушали, что говорил Андриш, – речь, конечно, шла об Архангельске.

Слезы навернулись у Йошки на глаза. Как хорошо здесь, как хорошо! С грустью он отошел и побрел своей дорогой. Он не мог подсесть к ним, хотя только об этом и мечтал, только об этом. .

— Как вы тут жили, отец, без меня-то? – спросил Андриш.

— А, полно об этом, сынок, – проговорил Пал Хитвеш, –

бедные люди не живут, а существуют . Так и мы существовали. Посмотри на нас, и сейчас кое-как перебиваемся. И

я, и твоя мать, и девочка. Твоего младшего брата Фери отдали в мальчики мяснику; не знаю, право, как быть с ним дальше, где достать ему сапоги, одежду. Мы отдали его на три года, а только нам за него ничего не платят, наоборот: я должен еще и одевать его. Высоко, пожалуй, я замахнулся, сынок… Ну да ничего, я не жалею; по крайней мере парень выйдет в люди, лишь бы знал себе цену. А пока гоняют его немилосердно: вот и вчера, например, ночью пришел из