Кнут Гамсун - Плоды земли

Третьего сентября Барбру исчезла. Совсем-то она не ушла, но ни дома, ни на дворе ее не было.

Аксель прилежно плотничал, стараясь приладить окно и дверь к новой избе, ему было ни до чего; но когда подошло время полудничать, а его никто не позвал к столу, он пошел в землянку. Никого. Он приготовил себе поесть, и пока ел, обратил внимание, что все платья Барбру висят на месте, стало быть, она просто куда-то вышла. Он вернулся к избе и еще некоторое время работал, потом опять заглянул в землянку – нет, никого.

Должно быть, она где-нибудь прилегла отдохнуть. Он отправился на поиски.

– Барбру! – зовет он. Нету. Он ищет кругом построек, обходит кусты по краю участка, ищет долго, пожалуй, с час, зовет – никого. Он находит ее очень далеко, она лежит на земле, скрытая кустами, у ног ее бежит ручей, она простоволосая и босая, к тому же вся спина у нее мокрешенька.

– Чего ты здесь лежишь? – говорит он. – Отчего не откликалась?

– Я не могла, – шепчет она, почти неслышно от хрипоты.

– Что это – ты упала в воду?

– Да. Я поскользнулась. О-ох!

– Тебе нехорошо?

– Да. Все уж позади.

– Позади? – спрашивает он.

– Да. Помоги мне добраться домой.

– А где же?..

– Что?

– А ребенка разве нет?

– Нет. Он был мертвый.

– Мертвый?

– Да.

Аксель медлителен и туго соображает, он стоит не двигаясь.

– Где он?

– Тебе незачем знать, – отвечает она. – Проводи меня домой. Он был мертвый. Я дойду сама, если ты поддержишь меня под руку.

Аксель несет ее домой и сажает на стул. Вода струится с нее.

– Он был мертвый? – спрашивает Аксель.

– Ты же слышал, – отвечает она.

– Куда ты его девала?

– Тебе обязательно надо его понюхать? Ты нашел чего поесть, пока меня не было?

– А зачем ты пошла к ручью?

– Зачем я пошла к ручью? Искала можжевельника.

– Можжевельника?

– Для посуды.

– Там нет можжевельника, – говорит он.

– Ступай работать! – сипло и раздраженно обрывает она. – Зачем я пошла к ручью? Ветки мне нужны были, чистить кастрюли. Я тебя спрашиваю, ты поел?

– Поел? – повторяет он. – Тебе очень плохо?

– Нет.

– По-моему, надо позвать доктора.

– Попробуй только! – отвечает она, встает и начинает искать сухое платье, чтобы переодеться. – Тебе больше не на что швырять деньги?

Аксель возвращается к работе, дело подвигается медленно, но он все-таки понемножку поколачивает и постругивает, чтоб она слышала; в конце концов он прилаживает раму, проконопатив ее мхом.

Вечером Барбру не садится ужинать, а хлопочет по хозяйству, доит коз и корову и только осторожнее обычного переступает через порог. Легла она, как всегда, на сеновале, и в те два раза, что Аксель ночью заходил ее проведать, спала крепко. Ночь она провела спокойно.

На следующее утро она была почти такая же, как всегда, только охрипла до того, что не могла произнести ни слова, и обвязала шею длинным чулком. Они не разговаривали. Дни проходили, происшествие стало забываться, другие события выдвинулись на передний план. Новой избе, собственно, полагалось выстояться и просохнуть, да только прежде ее следовало проконопатить, чтоб не дуло и не протекало, но времени на это взять негде, надо сейчас же перебираться в нее и хлев привести в порядок. Когда с этим покончили и переселение состоялось, подоспела картошка, а там и за ячмень пора браться. Жизнь шла своим чередом.

Но по многим мелким и крупным признакам Аксель понимал, что положение изменилось, Барбру чувствовала себя в Лунном такой же чужой, как и всякая другая работница, ничем с ним не связанная, его власть над ней порвалась со смертью ребенка. Он-то так надеялся, что с рождением ребенка все изменится! Но ребенок родился и умер. В какой-то из дней Барбру даже сняла кольца с руки и вовсе перестала их носить.

– Что это значит? – спросил он.

– Что значит? – ответила она и тряхнула головой.

Но ничего хорошего это не могло означать, разве что коварство и измену с ее стороны.

Он все же отыскал маленький трупик у ручья. Не потому, что очень уж усердно искал, он и так чуть не в точности знал, где это место, но не трогал его. Случаю было угодно, чтоб он не совсем уж напрочь выбросил его из головы, и вот на том месте стали собираться птицы, шумели сороки, каркали вороны, а немного погодя в головокружительной вышине появилась и пара орлов. Как будто сначала одна сорока увидела, как внизу что-то положили, и не хуже человека подняла крик, не в силах удержать про себя этой новости. Тогда и Аксель очнулся от своего равнодушия и только ждал удобного часа, чтоб прокрасться туда. Он нашел тельце, заваленное мхом и ветками, прижатыми двумя камнями: узел, завернутый в большую тряпку. С любопытством и страхом отогнул он материю; глаза закрыты, темные волосы, мальчик, ножки накрест – вот и все, что он увидел. Узел был мокрый, но уже начал просыхать и видом походил на скомканное после стирки белье.