Любен Каравелов - Повести и рассказы

— А лучше бы не платить совсем, — сказал отец по-болгарски, так что окружной начальник не понял.

— Совсем не платить, совсем… И турок и греков — вон! Пускай идут, откуда пришли… Мы их живыми не оставим, пусть они только попробуют взять у нас деньги и хлеб наш есть! — закричали крестьяне.

— Тише, тише, успокойтесь, — сказал священник. — Ты, Никола, что народ смущаешь? Крестьяне тебя любят; они за тобой и в огонь и в воду. Так ты должен свою власть на добро, а не на зло употреблять.

— Зачем же мы здесь собрались? — возразил отец. — Ежели для того, чтобы на начальника полюбоваться, так я вам не товарищ. А коли для дела, так надо прямо говорить, зачем пришли!

— Прямо, прямо. Скажи начальнику, Никола, зачем мы пришли, — закричала толпа.

Отец вышел вперед, скрестил руки на груди и начал:

— Прежде всего скажу тебе, каймакам [69] Каймакам — окружной начальник (турецк.) . , что ты должен отдать нам ключи от крепости. Второе — то, что ты должен отправиться в Видин, к паше, и рассказать ему, чего мы хотим. Третье — прикажи солдатам не трогаться с места до тех пор, пока ты не получишь из Царьграда ответ на наше прошение, которое мы уже послали. Видинскому паше скажи, что мы просим прислать нам другого каймакама, а владыке — чтоб он больше носа не показывал у нас в городе, если хочет остаться жив. Вот все, что мы хотели тебе сказать… Так что подай ключи и отправляйся в Видии. Времени терять нечего.

— Вы бунтовщики! Вы просто взбесились! Я прикажу солдатам, — они вас в порошок сотрут. Сейчас же по домам, или плохо будет!

— Мы не для того здесь собрались, чтобы разойтись по домам, а для того, чтобы добиться своих прав, — возразил мой отец.

Пока мы беседовали с окружным начальником, войска окружили конак со всех сторон. Сотники приказали нам сейчас же разойтись — или они откроют огонь.

— Ребята, бежим в поле! — крикнул отец. — Нас предали!

Турки подумали, что мы решили разойтись по домам, и дали нам выйти. А мы убежали в Пашовский заповедник и, вооружившись кто дубиной, кто косой, кто ружьем, а кто ржавым пистолетом, стали готовиться к бою. Все это было прекрасно, но беда в том, что наши болгары еще не научились драться, еще не узнали, что турок состоит из мяса и костей, еще не испытали своих сил. Поэтому половина наших товарищей испугалась, убежала и сдалась туркам. Вторую беду устроил нам Александр Карагеоргиевич [70] Александр Карагеоргиевич — с 1842 г. по 1858 г. князь Сербии. Правительство Карагеоргиевича проводило предательскую политику по отношению к восставшим в 1850 г. болгарам. С одной стороны, оно провоцировало болгар на восстание, с другой — отказывало восставшим в оружии и выдавало бежавших в Сербию повстанцев турецким властям. : обещал прислать ружья и порох — и обманул… А третьей бедой был греческий архиерей, который узнал, что мы замышляем, и написал куда надо.

Целый месяц прожили мы в том заповеднике — и турки нас не трогали, ожидая распоряжений из Царьграда. Как мы жили и какие терпели лишения, я уж рассказывать не стану. Скажу только, что и отец мой и я — оба поняли тогда: болгары страдают из-за отсутствия лада, согласия, из-за желания каждого командовать другим. У нас не проходило дня без ссоры и драки; частенько случались и убийства. Если бы не мой отец да священник отец Кристю, мы бы перерезали друг друга. Страшный наш народ!

Я уже говорил, что все наши — и стар и млад — любили моего отца и боялись его. Но однажды несчастные товарищи наши восстали и против него. День был дождливый, холодный. Дождь лил как из ведра, гремел гром, сверкала молния. Грязь — по колено. А наши женщины, старики и дети спали под открытым небом, на голой земле. Собрались наши босые и голые страдальцы и говорят отцу моему:

— Никола! Зачем ты нас привел сюда? Зачем обманул нас, уговорил бросить свои дела и скотину? Ты сказал нам, что если мы восстанем, турки убегут от нас и мы перестанем мучиться и страдать. А как мы теперь мучаемся? Довольно. Мы решили разойтись по домам и сдаться туркам.

— Чтоб они вас повесили? — перебил отец.

— Да, лучше быть повешенным, чем терпеть то, что мы терпим. Довольно нам мучиться. Не хотим больше жить в лесу, как цыгане, голодать и мерзнуть.

— Нельзя ничего добиться так легко, как вы рассчитываете, милые братья, — сказал отец. — Мы еще не знали настоящих трудностей, не видели никаких потерь, а уже стонем, уже хотим сдаваться туркам. Что же будет, когда потечет наша кровь, когда турки станут с нами драться, когда заговорят ружья и пушки?