Борис Могильнер - Березонька

Клара Борисовна обняла тонкими руками свои исхудавшие плечи и несколько мгновений сидела с опущенной головой. Потом спросила:

— Девочки, моя проповедь вам еще не надоела?

— Нет-нет.

— Рассказывайте дальше, пожалуйста.

— Я думала, что уж опротивело вам. Если нет, продолжу. Петух поет даже в руках резника.

А соседки Клары Борисовны и на самом деле слушали с любопытством. Ее воспоминания приоткрывали занавес неведомого им религиозного свадебного обряда, который всегда притягателен для женщины. Обе соседки не пропускали ни одного слова, все-то им интересно: в каком наряде шла Клара Борисовна к венцу — к этой самой хупэ, и как был одет ее благоверный, и вообще как она, Клара Борисовна, чувствовала себя, стоя под плюшевым балдахином, раскинутым над четырьмя высокими палками…

Чувствовала себя она не совсем удобно. Грустно ей стало, когда бадхн все тем же своим жалобным голоском стал читать свадебный контракт, в котором было сказано, что Шая-Егудо-Зейв береб Арие-Йосеф берет на себя добровольно все обязанности мужа, и прежде всего обязанность кормить и содержать ее, Итэ-Хаю, и если он, Шая-Егудо-Зейв, захочет ей дать развод, он вынужден будет выплатить ей определенную сумму… Еще целый ряд условий был записан в контракте, лишь одно — всего-то малость! — махонькую малость забыли в этот контракт включить: про любовь, про верность, преданность. А это, как она понимала, должно было быть основным в контракте, ибо в этом-то вся суть. Егудо стоял лицом к лицу к ней с обручальным кольцом, которое подал ему раввин, и с радостью повторял за ним на древнееврейском языке: ты ли принадлежишь мне с колечком этим?

Она лишь одобрительно кивнула головой, хотя знала древнееврейский язык в совершенстве и могла внятно ответить.

Егудо ловко надел ей на палец кольцо. Грустное настроение невесты передалось и ему. Они печально стояли, пока раввин с бокалом вина в руке говорил благословение: «Благодарю тебя, кто живет в небесах, что ты соединил этих молодых людей, да пусть гремит глас радости, голос жениха и голос невесты, да будет праздник!»

Возможно, что благословение раввина развеселило Хайчик, или она повеселела оттого, что раввин, отпив глоток вина из бокала, замочил курчавую бороду и при этом с наслаждением чмокнул, или потому, что и Егудо (так велит обряд) и ей раввин поднес в рюмочках напиток, только что им опробованный, а они тоже, как и раввин, зачмокали. Так ли, иначе ли, но когда раввин с какой-то молодецкой удалью швырнул к ее ногам бокал, Хайчик, как и полагается в таком случае, весело и радостно, стала топтать каблучком этот бокал и раздробила на мелкие осколки.

Домой невесту ведут еще с закрытыми глазами. Теперь рядом с нею шагал Егудо, уже не жених, а муж. Шли они через все местечко, и все поздравляли и желали всевозможных благ, главное — счастливой жизни! Впереди шли музыканты. Теперь они играли не грустные мелодии, а бодрые, веселые, чаще всего повторяли «Марш путеевский», который на всю жизнь запомнился Егудо. Он его часто напевал потом. Впоследствии Егудо узнал, что этот марш сочинил Иоганн Штраус и назвал «Персидским маршем». Но тогда, на их свадьбе, в интерпретации еврейских музыкантов марш назывался почему-то «Путеевским». Накануне смерти Егудо, глядя на жену влажными, блестящими глазами, в последний раз печально мурлыкал этот марш. Она, его Хайчик, подтянула мелодию, и они вновь почувствовали себя молодыми.

Когда она неожиданно запела, соседки Клары Борисовны не удивились. Мелодия им показалась как будто знакомой, хотя они и не знали, что это «Персидский марш». Эта мелодия всегда вдохновляла Клару Борисовну в трудную минуту.

«Марш путеевский» музыканты прервали на полуноте при входе во двор дома Борихайзика, где отныне предстояло жить молодым. Прервали, очевидно, специально, чтобы невеста могла услышать, как ей подсказывают:

— Правой ступай, правой…

Вот так же музыканты оборвали мелодию возле синагоги, когда со всех сторон до Хайчик доносилось:

— Правой ногой! Правой…

«Все шагают левой, мы — правой», — подумала Клара Борисовна, но ничего не сказала своим соседкам.

А соседки даже внимания не обратили на эту подробность церемониала свадьбы Клары Борисовны. Их интересовало, какое угощение ждало гостей, как были накрыты столы.

Разумеется, присутствовали традиционные блюда: мясо в кисло-сладком соусе, которое мать Хайчик, Малка, великолепно готовила, фаршированная рыба с перцем и другими полагающимися специями, золотой бульон, гусиные шкварки, шейки, наполненные фаршем из рубленого мяса, риса, чеснока, муки, корицы. На столах стояли тарелки с тертой редькой, голубоватый хрен подавался в закрытых горшочках — чтоб не выдохся. И конечно, морковный цимес. Всевозможные запеканки, кугель, печенье разной формы — и сладкое, и с кислинкой. Вино лилось рекой. Большим спросом пользовалось пиво. Его привез на свадьбу внучки отец матери Хайчик. Подавались и сладкие компоты — для женщин: пейте, наслаждайтесь…