Ольга Мирошниченко - В сторону южную

— А в виварии смотрели?

— Смотрела, — безнадежно ответила я.

— А какой он из себя? — деловито уточнил Валя.

Мы шли по длинному коридору, и отцы русской медицины с профессиональным состраданием смотрели на меня с огромных портретов.

— Коричневый, — сказала я, торопясь за Валей.

— Но у меня два черных, — Валя резко остановился. — Честное слово, — подтвердил он, глядя на меня прямо голубыми глазами.

— Правда? — спросила я растерянно. Рушилась надежда.

— Правда, — сочувственно подтвердил Валя, — можете удостовериться, — он снова двинулся вперед.

— Да нет, — сказала я ему в спину. — Я верю. Но что же делать?

Валя подошел ко мне.

— Может, он в Тушине, только вас туда не пустят. — И, увидев мое лицо, посоветовал: — Вы вот что, вы Сергея Дмитриевича попросите, пускай он позвонит туда. Только не говорите, что я сказал. Вы и так мне обсуждение диссертации сорвали, — он засмеялся, и я поняла, что Валя не очень огорчен этим обстоятельством; появление мое, видно, разрядило чересчур серьезную атмосферу обсуждения его диссертации.

Он открыл передо мной дверь знакомой комнаты, пропустил вперед.

— А где собака еще может быть? — спросила я старика прямо с порога.

Здесь уже курили, разговаривали, разбившись на группы, а старик все так же, одиноко сидя во главе стола, задумчиво смотрел в окно на заросли цветущей бузины.

Услыхав мой вопрос, он повернулся и вопросительно посмотрел на Валю.

— Не он, не он, — ответил Валя и сделал непроницаемое лицо.

— Ну, тогда… — старик развел руками, из-под рукавов ослепительно белого халата блеснули еще более ослепительные манжеты.

— А вы позвоните в Тушино, — из-за отсутствия времени с нахальным прямодушием предложила я.

Сергей Дмитриевич фыркнул, недовольно покосился на Валю, — я старалась не встретиться глазами с преданным мною доброжелателем, — но все же придвинул к себе телефон.

Все в комнате замолкли.

— Иван Егорыч, — сказал Сергей Дмитриевич в трубку и зло сощурил на меня глаза, — здесь собакевич потерялся, может, к вам попал. Да, да, я понимаю. Но только в виварий. Я тебя очень прошу, дружочек. Здесь дамочка одна, — он уже, видно, тоже разглядел меня, — ну просто вне себя. Любит очень свою собаченцию. А! Правильно! — оживился он. — Посмотри, посмотри и позвони мне. Какая она? — строго спросил он меня.

— С ушками, с ушками, — заторопилась я, — такие…

— С ушками, — сказал Сергей Дмитриевич в телефон и нахмурился, услышав ответ. — Да вот, заморочила голову! Что значит — с ушками?! — крикнул он мне. — Они все с ушками! Нате трубку и сами объясняйте. «С ушками», — пробормотал он, сердясь.

Я описала неизвестному, терпеливо слушающему Ивану Егоровичу приметы Чучика, но, когда дошла до номера, он перебил мой пространный рассказ.

— Я посмотрю и перезвоню, а вы сходите пока в больницу, это рядом, мне вот тут подсказывают, что они к нам после них приехали. Там виварий во дворе за девятым корпусом, вам объяснят на кафедре.

— Спасибо, — сказала я, положила трубку и посмотрела на Сергея Дмитриевича.

На бумажке, которая лежала перед ним, он аккуратными штрихами заканчивал забавный портрет грустного скотчтерьера.

— У меня другой, — тихо сказала я.

— Понял, — ответил Сергей Дмитриевич, — у вас с ушками, — и протянул листок мне: — Это в подарок вашему — портрет собрата. Отыщется он, по такой жаре работать не спешат, — последнее он сказал громко, и в комнате тотчас задвигали стульями, заняли свои места.

— Вернусь к эксперименту, — услышала я его четкий тихий голос, закрывая за собой дверь.

— Если тебе надоело, можешь вернуться домой, — сказала я спокойно Петьке.

— Да нет уж! — небрежно ответил он. — Я папе позвонил, он собирается, но сказал, что, если нужно, он к хозяевам зайдет. Мам, а чем они здесь занимаются?

— Наукой.

— Как здорово, тихо, не то что у тебя на работе.

Петька больше всего на свете ценил тишину и размеренную жизнь, качество это в мальчике-подростке удивляло меня всегда.

— Ты бы хотел тихо жить? — спросила я.

— Я хотел бы заниматься своим любимым делом, и только, — уточнил он, — чтоб не отвлекало ничто.

— Так не бывает и не должно быть, — сказала я, и Петька тотчас, чтобы не обострять снова разговор, переменил тему: — Смотри, Веру твою все-таки обнаружили.

У раскрытой дверцы машины стояла круглолицая начальница вивария и, наклонившись, что-то говорила Вере Сергеевне.

Вера Сергеевна слушала ее, ласково разглядывая снизу. Увидев меня и то, что Чучика нет рядом, она тотчас перебила свою знакомую: