Ольга Мирошниченко - В сторону южную

Мебели в этой крошечной комнате не было. Посреди нее, развалившись на циновке, вытянув от стены до стены лапы, всхрапывая, спал уже знакомый мне черный дог. На его мерно вздымающемся животе лежал, уютно свернувшись калачиком, рыжий кот.

— Мам, она чокнутая, — пояснил шепотом Петька, — видишь, целый зверинец развела, я сразу, как увидел ее, понял, что она чокнутая.

Я не успела ему ответить, в комнату вошла с миской, полной воды, Вера Сергеевна.

— Кот, — тихо позвала она и поставила миску в угол.

Кот открыл один глаз, взглянул на нас холодно, зевнул, показав розовую пасть.

— Хватит спать. Дож после дежурства отсыпается, а ты чего?

Кот мягко спрыгнул с дога, потянулся и, подойдя к Вере Сергеевне, урча, начал круглой щекастой башкой тереться о ее ногу.

— А где Шутка? — спросила Вера Сергеевна.

Кот тут же бросил тереться, огляделся и, не увидев того, кто был ему нужен, прихрамывая выбежал в коридор, подняв трубой толстый гладкий хвост.

— Ежиха еще есть — Шутка, — пояснила Вера Сергеевна, — горбатенькая, вот и стесняется выходить, они с Котом дружат.

Петька снова хихикнул.

— Правда, — простодушно пояснила Вера Сергеевна, — но он со всеми дружит, знает, что так выгодней, ужасный пройдоха, во всем пользу себе отыщет. Ну ладно, пошли, заболталась.

Она открыла входную дверь.

— Кот, — крикнула в коридор, — я ухожу!

Дог открыл глаза, сонно и бессмысленно взглянул на нас и на всякий случай стукнул хвостом.

Из-за угла коридорчика показалась круглая голова кота, он показал, что слышал хозяйку, но хочет удостовериться, по всем ли правилам закроет она дверь. Мордочка его была измазана прилипшей к усам пенкой.

— Уже Шуткино молоко пил, — пояснила Вера Сергеевна на лестнице, запирая дверь. — Я же говорила, знает свою выгоду.

Было около двенадцати, и безжалостная жара, набрав полную силу, завладела городом. Таксист вяло тянулся за мной по Масловке, не сигналил, требуя уступить дорогу. Впереди был длинный раскаленный день, и все помнили об этом.

Даже на загруженной Беговой не было обычной суеты.

Никто не менял ряда, огромные самосвалы не теснили, пугая, как обычно, водителя маленькой, презираемой ими машинки.

— Направо, еще направо, вон в ту улицу, — командовала Вера Сергеевна.

Мы ехали пустынными улочками, скрывшимися за высокими домами Беговой.

— Во двор сворачивайте, здесь он, я думаю. И вот что, — Вера Сергеевна обернулась к Петьке, — пойдешь ты.

— Конечно, — с тревожащей меня нагловатой веселой готовностью отозвался Петька. — А что делать?

— Говори, что… — Она замялась, глянула просительно на меня: — Лучше, чтоб он пошел, — ребенок, и пускай скажет, что собака его, так проще будет… А мне нельзя, — ответила она на мой вопросительный взгляд, — мы с Кориной им глаза намозолили, и потом… там ведь не только ваш Чучик, там и другие, каким не так повезло, нельзя мне.

В глубине тенистого тихого дворика стояло одноэтажное желтое здание, и со стороны его глухо, будто из-под земли, доносился собачий лай и стенания.

— Ну, я пошел, — бодро сказал Петька и открыл дверцу машины. — Правда, я не очень хорошо запомнил этого пса, — он взглянул на меня, прося о помощи.

— Я пойду с тобой. Это тоже, наверное, в подвале?

— Да, — ответила Вера Сергеевна. Из потрескавшейся клеенчатой сумки вынула коробку «Казбека», — в подвале, лестница сразу вниз.

На темной лестнице Петька вдруг остановился. Здесь вой и стенания стали отчетливее, проникали, казалось, отовсюду: из-за толстой, окрашенной в серую масляную краску стены, из-под каменных, чисто вымытых ступенек лестницы. Петька жалобно взглянул на меня. Предчувствие столкновения с бедой, с чем-то тяжелым и неизвестным, грозящим утратой веселого настроения, шептало ему не входить за тяжелую железную дверь.

— Ну, ты что остановился? — спросила я его.

— Мам, ну что мы с тобой, будто делать нам нечего, связались с этой чокнутой? — сказал он, и рука моя, потянувшаяся, чтобы погладить пушистую мохнатую голову, замерла.

Он, оказывается, решил так повернуть разговор, так скрыть свою растерянность и смятение.

— Это кто чокнутая? — спросила холодно я и посмотрела на него самым чужим взглядом.

— Ну, Вера эта Сергеевна, — он все же не выдержал моего взгляда, опустил глаза, — она какая-то чокнутая неудачница.

— А с чего ты взял, что она неудачница?

— А кто же? — Петька поднял глаза, прямо и зло взглянул на меня. — Ты на вид ее посмотри.

— Значит, по-твоему, удачливые те, кто одет получше, это первый необходимый признак, а еще какие? — я старалась говорить спокойно.