Ольга Мирошниченко - В сторону южную

Петька посмотрел на меня удивленно:

— А ты что, надолго уходишь?

Я не ответила.

— Оставь его, где взяла, — посоветовал Петька и ушел в ванную. Чучик проводил его взглядом, потом, подняв острую мордочку, уставился на меня, и я увидела в его заплаканных усталых глазах горестный вопрос.

Выражение глаз у собак обычно одно и то же. Часто прекрасное — доброты или ума, но всегда одно и то же. У Чучика было выражение напряженного, безнадежного стремления к пониманию и контакту. А этот новый его взгляд поразил меня. У меня вдруг возникло ощущение, что в доме, к быту и укладу которого обитатели привыкли, появился случайный свидетель, и то, что казалось привычным и приемлемым, вдруг присутствием этого свидетеля преобразилось, обнаружилось в истинной своей сути. И не нашкодившей девчонкой должна я стоять перед несчастным псом, а человеком, совершившим поступок и обязанным принять все последствия его.

«Так ты не хозяйка в своем доме», — говорил печальный взгляд Чучика. И, отвечая на него, я громко сообщила:

— Мы уходим.

Но мне никто не ответил. В ванной лилась вода, а из комнаты, где был муж, доносились глухие голоса — он смотрел телевизор.

В старенький, много раз битый нами «Запорожец» Чучик сел охотно и неожиданно очень привычно: тут же расположился на заднем сиденье, приник носом к окну.

Я старалась резко не тормозить, чтобы он не свалился, хотя свалиться в этой крошечной, но безотказной машине было, собственно говоря, некуда.

Двор лечебницы был пустынен и темен, лишь где-то сбоку дома свет выхватывал из тьмы пожухлые ветви лип, и я, обогнув дом, подъехала к крыльцу.

В окне мелькнул белый халат.

— Ты сиди, а я пойду узнаю, что к чему, — сказала я забеспокоившемуся Чучику и вылезла из машины. Захлопнула дверцу, повернулась и тотчас натолкнулась на что-то огромное, черное. От страха и неожиданности я чуть не закричала, но испугалась еще больше, когда поняла, что возле меня стоит здоровенный дог.

Важно вышагивая рядом, он проводил меня к высокому крыльцу, освещенному привинченной над дверью яркой лампой, а у самой двери вдруг загородил проход и начал тыкаться большой лобастой башкой. Он явно попрошайничал и тыкался в живот довольно сильно, будто бодался.

— Да нет у меня ничего, перестань, пропусти! — взмолилась я, и дог тотчас разочарованно отвернулся, уступая мне дорогу. Весь вид его говорил: «Какая скука! И чего людей по ночам здесь носит, раз у них нет ничего вкусного!» Но все же вслед за мной он вошел в кафельную, без окон, прихожую, пропитанную резким запахом хлорки. И тут я разглядела дога как следует, когда стал он у раскрытой в другую комнату двери. Разглядела и перетрусила всерьез. Дог был огромен и могуч. На плечах его и шее под блестящей черной шерстью перекатывались мускулы, золотистые треугольные глаза смотрели выжидательно. Я замерла посреди прихожей.

— Кто там? — спросил женский голос из соседней комнаты.

— Добрый вечер, — громко сказала я.

Девушка в несвежем белом халате, худенькая, с гладко причесанной маленькой головкой, появилась на пороге.

— Здравствуйте, — выжидательно ответила она и тут же догу: — А ну, иди отсюда, ишь ты, пробрался!

Но голос ее был добр, и дог, радостно вильнув хвостом, вошел в комнату и улегся в уголке.

— Заходите, не бойтесь, — пригласила меня девушка и, придвинув стул, спросила с привычным деловым участием: — Что случилось?

Я рассказала ей историю Чучика и попросила для него ночлега.

— Только на одну ночь, а завтра я найду хозяев, — не очень уверенно добавила я, помня, что в шесть утра мы отправляемся в путь.

— Но это невозможно, — мягко сказала девушка, и я сделала самые просительные глаза, какие только умела делать. — Ну, разве что Веру Сергеевну попросить, — сдалась девушка сразу и позвала: — Вера Сергеевна!

И началось ужасное и непонятное.

Откуда-то из глубины дома, из темного коридора, появилась худая веснушчатая женщина лет пятидесяти. Строго и недовольно покосившись на дога, подхалимски застучавшего громко хвостом по кафельному полу, и пробормотав: «Пробрался, бездельник», она молча, не перебивая и не глядя на меня, выслушала мой рассказ про найденную собаку и мою просьбу дать ей ночлег.

— А что ж у себя не оставили? — хмуро спросила она.

— Да вот в том-то и дело, что у меня собака, очень ревнивая, все время лает, а я завтра уезжаю…

— Вы от Кориной? — вдруг перебила меня женщина.

— Да нет, понимаете… — и я начала всю историю Чучика сначала.