Маргарита Оду - Мари-Клэръ

— Я вижу теперь, что вы не помните бѣдной Дэзирэ Жоли.

Дэзирэ Жоли?… ахъ! конечно, я ее помнила Это была молодая дѣвушка, которая была послушницей; у ней было лицо розовѣе розъ, тонкая талія, она была веселая и привязчивая. Она такъ высоко прыгала въ хороводѣ, что сестра Мари-Любовь часто замѣчала ей:

— Послушайте, мадемуазель Жоли, не прыгайте такъ высоко, видны ваши колѣни.

Я тщетно всматривалась въ лицо сестры Дэзирэ, но не находила никакого сходства.

— Да, монашеская одежда измѣняетъ насъ: сказала она.

Быстрымъ жестомъ она подняла свои рукава и съ той же гримаской сказала:

— Забудьте, что я сестра Дэзирэ и припомните, что Дэзирэ Жоли когда-то очень любила Васъ.

Затѣмъ быстро продолжала:

— О, я-то сразу узнала Васъ. Вы все еще выглядите дѣвочкой.

Когда я сказала ей, что я воображала сестру Дэзирэ очень старой и злой, она отвѣтила:

— Мы обѣ ошиблись: мнѣ о Васъ сказали что Вы тщеславная и надменная дѣвушка. Но когда я увидѣла, какъ Вы плакали на снѣгу, я подумала, что у Васъ большое горе, и я пошла къ Вамъ.

Она помогла мнѣ лечь въ постель, спустила занавѣску, и я тотчасъ же заснула.

Но сонъ былъ безпокойный. Я ежеминутно просыпалась; все время давилъ мнѣ грудь тяжелый камень, и когда мнѣ удавалось сбросить его, онъ разламывался на нѣсколько кусковъ, которые снова падали на меня и разбивали мнѣ члены.

Мнѣ снилось, что я стою на дорогѣ, усѣянной острыми камнями. Я иду по ней съ величайшимъ трудомъ; по обѣ стороны поля, виноградники, дома.

Всѣ дома покрыты снѣгомъ, а на деревьяхъ фрукты, и яркое солнце освѣщаетъ ихъ.

Я сошла съ дороги, чтобы пойти по полю, и останавливалась у каждаго дерева попробовать фрукты, но всѣ они были горькіе, и я съ отвращеніемъ бросала ихъ.

Я хотѣла войти въ дома, покрытыя снѣгомъ, но у нихъ не было дверей. Я вернулась на дорогу, но вокругъ меня нагромоздилась такая масса камней, что я не могла двинуться. Тогда я стала звать на помощь; я кричала изъ всѣхъ силъ, и никто не услыхалъ меня. И когда я почувствовала, что вотъ-вотъ я буду погребена подъ огромной грудой камней, я, чтобы освободиться отъ нихъ, сдѣлала такое усиліе…, что проснулась.

Нѣсколько минутъ я думала, что я еще сплю; потолокъ комнаты показался мнѣ необыкновенно высокимъ, желѣзный прутъ, на которомъ держалась бѣлая занавѣска, мѣстами блестѣлъ, и буксовая вѣтвь, прибитая къ стѣнѣ, отбрасывала тѣнь къ Св. Дѣвѣ, которая простирала руки въ углу.

Пропѣлъ пѣтухъ. Затѣмъ онъ пропѣлъ еще нѣсколько разъ, какъ бы желая изгладить впечатлѣніе отъ перваго пѣнія, короткаго и напоминавшаго крикъ грусти.

Ночникъ началъ трещать. Онъ долго трепеталъ прежде, чѣмъ погаснуть, и когда стало совсѣмъ темно, я услышала слабое и правильное дыханіе сестры Дэзирэ.

Я встала задолго до разсвѣта, чтобы приняться за кухонную работу:.

Мелани показала мнѣ, какъ поднимать огромные котлы.

Требовалось при этомъ столько же ловкости, сколько силы. Мнѣ понадобилось больше недѣли только для того, чтобы научиться сдвигать ихъ съ мѣста.

Мелани же научила меня звонить въ тяжелый утренній колоколъ; она показала, какъ нужно выгибать поясницу, дергая веревкой. Я быстро приноровилась къ колебаніямъ правильнаго звука, и каждое утро, несмотря ни на холодъ, ни на дождь, испытавала большое удовольствіе звонить.

У колокола былъ ясный звукъ, который усиливался или ослабѣвалъ благодаря вѣтру, и я не уставала слушать его.

Бывали дни, когда я звонила такъ долго, что сестра Дэзирэ открывала окно и говорила съ умоляющей миной:

— Довольно, довольно!

Съ того времени, какъ я была на кухнѣ Вероника-Жеманная обыкновенно смотрѣла на меня свысока, и когда я хотѣла узнать у ней, гдѣ находится какая-нибудь вещь, она молча указывала мнѣ ее пальцемъ.

Сестра Дэзирэ провожала ее глазами, со своей обычной гримаской въ углу рта.

У ней не было прежней рѣзвости молодой послушницы, но она все-же осталась веселой и насмѣшливой.

Каждый вечеръ мы сходились въ нашей комнатѣ. Она вызывала у меня смѣхъ нѣсколькими забавными замѣчаніями на счетъ того, что произошло днемъ.

Иногда случалось, что мой смѣхъ кончался горькими рыданьями; тогда она, сложивъ руки, какъ у святыхъ, говорила, поднявъ глаза вверхъ:

— О, какъ бы я хотѣла, чтобы Ваша печаль прошла!

Затѣмъ она становилась на колѣни молиться, и я часто засыпала прежде, чѣмъ она кончала молитву.

Кухонная работа была для меня очень тяжелой. Я помогала Мелани чистить котлы и мыть полы.