Неделю спустя он в сопровождении нотариуса отправился к еврею Ниссену. Все трое поднялись по лестнице на верхотуру к Шемарье. Шемарья встал, захлопнул книгу.
Он более не чурался незнакомцев. Встал и стоял у стола перед своей закрытой книгой.
Нотариус объявил в присутствии двух свидетелей, достопочтенного брата Евстахия и торговца Ниссена Пиченика, что служитель молельни Шемарья Корпус является единственным наследником недавно усопшего полковника Николая Тарабаса. Наследство состояло из мешочка, полного золотых монет на сумму пятьсот двадцать золотых франков, а также нескольких сотен в бумажных купюрах.
Нотариус положил деньги на стол. Брат Евстахий и торговец Ниссен пересчитали монеты, и нотариус ссыпал их обратно в мешочек, каковой протянул через стол Шемарье.
Тот взвесил его на ладони, взял в левую руку. Держа за завязки, толкнул пальцем правой руки, отчего мешочек со звоном закружился. Некоторое время Шемарья наблюдал за ним радостным взглядом, потом уронил на стол и сказал:
— Мне они без надобности! Заберите их!
Поскольку же никто из присутствующих не шевелился, он молча протянул мешочек сперва нотариусу, потом торговцу Ниссену, потом брату Евстахию. Каждый отпихивал его от себя.
Шемарья подождал секунду-другую. Потом взял мешочек, подошел к своей постели и сунул его под подушку.
Трое мужчин покинули каморку. По дороге, еще на лестнице, нотариус сказал:
— Жаль денег! Выходит, зря он жил, Тарабас-то!
— Как знать! — отвечал брат Евстахий. — Этого никому знать не дано!
Они попрощались с торговцем Ниссеном.
— Зайдемте к Кристианполлеру! — предложил нотариус.
Вскоре они уже сидели в трактире. Одноглазый хозяин подошел к столу, сказал:
— Н-да, теперь он умер!
— Он был вашим постояльцем! — заметил нотариус.
— Да, причем долго, — отозвался еврей Кристианполлер. — Так или иначе, странный он был гость на постоялом дворе Кристианполлера.
— Так или иначе, странный гость на этой земле, — сказал нотариус.
Брат Евстахий навострил уши. Вот какую надпись сделает он на надгробии Тарабаса:
Полковник Николай Тарабас,
гость на этой земле.
Справедливой, скромной и вполне уместной показалась ему эта надпись.
Сейчас, когда я пишу эти строки, со смерти этого странного человека минуло около пятнадцати лет. Над могилой полковника Николая Тарабаса высится простой крест из черного мрамора, оплаченный его старым отцом. Чужак, приезжающий теперь в Коропту, не найдет ни следа тех печальных, странных и чудесных событий. Все дома в городишке отстроены заново, побелены, и строительная комиссия, созданная по западноевропейским образцам, следит, чтобы их одновременно освежали и чтобы они выглядели одинаково, как солдаты. Старый священник несколько лет назад скончался. Полоумный Шемарья по-прежнему живет в чердачной каморке у торговца Ниссена, хранит под подушкой бесполезный мешочек с золотыми, почти к нему не прикасается, а тем паче никому не показывает и в руки не дает. Когда новое правительство страны отчеканило собственные золотые монеты, старые золотые франки и рубли — как справедливо отмечает торговец Ниссен — изрядно упали в цене. Но попытки объяснить эту ситуацию полоумному Шемарье были бесполезной затеей. Он только хихикал. Может, полоумный и вправду смеялся над умниками. Может, только ему одному и было ясно, что ценность этих золотых монет никоим образом не такова, что котируется на биржах и в банках мира. Вероятно, торговец Ниссен втайне надеется когда-нибудь унаследовать сей мешочек. А что? Вполне естественная плата за благодеяния, какие он оказал безумцу Шемарье. Кстати, деньги пошли бы на пользу другим беднякам. Ведь торговец Ниссен до конца своих дней останется благодетельным, милосердным человеком. И обязан он этим Богу, своей репутации да и своему делу. (И вероятно, торговец опять-таки прав.)
Во всей Коропте он и трактирщик Кристианполлер единственные, кто за стаканом медовухи — заедая ее соленым горохом — порой еще говорит о странном полковнике Тарабасе, что явился в городишко как могущественный и жестокий король, а похоронен в нем как бедный попрошайка. В кладовке Кристианполлера до сих пор перед чудесным ликом Богоматери стоит алтарь, но мессы там служат все реже. Подрастает новое поколение, которое знать не знает про давнюю историю. Народ молится, как раньше, в церкви. А новое поколение вообще молится редко.
Читать дальше