Эми Фридман - Два лета

Когда я выхожу на улицу, тетя Лидия, садясь в машину, машет мне рукой и говорит, что мы увидимся завтра на занятиях. И сразу уезжает, оставив меня на Грин-стрит наедине с мокко и со своими вопросами.

Я отпиваю глоток. Пытаться узнать у мамы, что имела в виду тетя Лидия, – дохлый номер. Эх, вот бы спросить самого отца. Я неотрывно смотрю на серую реку Гудзон, будто в ней могут быть ответы. Но река лишь напоминает, что я здесь, в Хадсонвилле, а отец – в Берлине, во Франции или где-то там еще. Это «где-то» так же невозможно, как путешествие сквозь время, или как то, что Хью Тайсон – мой партнер, или как мамины теории о параллельных вселенных.

Я вздыхаю и поворачиваю в сторону Оленьего холма. Ответов пока нет.

– BONJOUR, САММЕР!

Я вхожу в булочную, и Бернис, испачканная мучной пылью седая женщина за прилавком, приветствует меня улыбкой. Над дверью мелодично тренькает колокольчик.

– Bonjour, Бернис! – отвечаю я, вдыхая сладковатый аромат поднимающегося теста.

Не спрашивая, Бернис ловко берет с витрины свежий золотисто-коричневый pain au chocolat [40] Десерт из слоеного теста с начинкой из черного шоколада. . Откуда эта добродушная женщина из французской булочной знает, как меня зовут и что я хочу купить? Все просто: целую неделю я следую одному и тому же утреннему ритуалу. Открыть глаза и подняться с постели с онемевшей после беспокойного ночного сна шеей (я еще не привыкла ни к разнице во времени, ни к неудобной кровати). Бесшумно спуститься по лестнице, стараясь избежать встречи с Элоиз (в это время она обычно еще спит). Пройти через кухню, где обменяться bonjour с Вивьен (в это время она обычно собирается в сарай, рисовать). Дойти до булочной через дорогу и купить свой новый любимый завтрак.

Сейчас Бернис протягивает мне бумажный пакет с pain au chocolat.

– Ça va? – приветливо спрашивает она, пока я роюсь в кармане шорт в поисках евро.

Я еще не освоила язык, но, в том числе и благодаря Бернис, уже знаю несколько полезных фраз. «Ça va?» означает «Как поживаешь?», и, как это ни смешно, правильно будет ответить Ça va, и это означает «все хорошо».

– Ça va, – повторяю я эхом, слабо улыбаясь и протягивая Бернис деньги. Ей необязательно знать, что на самом деле не все хорошо.

После моего приезда в Ле-дю-Шеман была череда длинных дней, которые я провела в одиночестве. Папа все еще в Берлине, а я жду не дождусь его возвращения. Дом, хотя и очаровательный, но какой-то холодный и даже жуткий. Может быть, из-за живущих в нем сейчас людей.

Элоиз, когда не спит, не плачет в душе (я дважды слышала) и не спешит в свою художественную школу или на ужин с друзьями, по-прежнему самое ужасное. Дефилирует в своих модных сарафанах, хлопает дверями, недовольно фыркает и смотрит с отвращением, будто я грызун какой-нибудь. Иногда она может уставиться и пристально рассматривать меня, когда я, например, ем в кухне, а она проходит мимо, и это выбивает меня из колеи. Когда я встречаюсь с ней взглядом, Элоиз отворачивается.

Вивьен намного приятнее, чем ее дочь (понятно, это не сложно). Она, похоже, сочувствует моему плачевному положению и каждое утро интересуется, как я: хорошо ли сплю (нет), хорошо ли ем (да). Я знаю, что благодаря Вивьен в доме забиты холодильник и шкаф с продуктами: я всегда нахожу вкусный сыр или маленькие стаканчики йогурта, сардины и свежие нарезанные фрукты. Накануне вечером я обнаружила стеклянную баночку с каким-то «тапенадом», оказалось, что это вкуснейшая паста из оливок. Я намазала ее на кусок хлеба, это и был мой ужин.

У меня были надежды как-нибудь поесть вместе с Вивьен или хотя бы поболтать с ней за горячим шоколадом. Однако при всей ее вежливости я чувствую какую-то отчужденность. Она все время ест вне дома, или спешит в сарай рисовать, или шепчется по телефону в гостиной. Поэтому обедаю и ужинаю я быстро, одна, сидя за старым дубовым столом. Из-за этого я чувствую себя кем-то вроде невидимки. Почти что привидением.

Я завела привычку прятаться в своих средневековых покоях, страдая из-за того, что не работает мобильный, и читая путеводитель по южной Франции, где подчеркиваю места, которые хочу посетить. Например, Ривьеру – полоску великолепных пляжей неподалеку отсюда. А больше всего хочу попасть в галерею «Прованс», за городом, где висит мой портрет, который написал папа. Но на деле я почти никуда не хожу, только в сарай-студию и иногда на бульвар Дю-Томп. И конечно же, в булочную.