Эми Фридман - Два лета

Почему бы не попытаться? О чем они? Я продолжаю прислушиваться, но из крана начинает литься вода. Ну что ж. Уже хорошо, что мама чем-то занята. Я разворачиваюсь и на цыпочках захожу в ее залитую солнцем спальню, где на тумбочке стоит наш домашний телефон.

Ро, наш рыжий полосатый кот, свернулся клубком на маминой кровати и приветливо мяукает. Я не обращаю на него внимания. Ро вообще-то мой кот – подарок от мамы в знак сочувствия после развода с папой, – но маму он больше любит. Она, кстати, и придумала имя: полностью его зовут Шредингер, это в честь знаменитого физика, у которого, насколько я помню, была какая-то теория про кошек. Я хотела дать ему имя Живоглот, в честь кота в «Гарри Поттере», но всякий раз, когда я его так называла, Ро начинал на меня шипеть, и я перестала.

Я сажусь на краешек кровати на безопасном расстоянии от Ро и потной рукой беру телефон. Снова набираю папин мобильник, там сразу включается автоответчик. На записи папа что-то непонятно говорит по-французски, я пугаюсь и бросаю трубку. Тогда, осмелившись, я решаю позвонить ему домой. Вдруг он уже вернулся из Берлина, и я могу прилететь.

Домашний телефон дает гудок, другой.

– Allô?

Трубку взяла девочка с тонким мелодичным голосом. Я откашливаюсь и, волнуясь, пытаюсь вспомнить хоть что-то по-французски.

– М-м-м, bonjour. Parlez-vous… м-м-м… anglais? [33] Здравствуйте! Вы говорите по-английски? (фр.) – запинаясь, спрашиваю я.

– Да, я говорю по-английски, – почти без акцента отвечает девочка. Ее дыхание слегка сбивается, будто она запыхалась. – Кто это звонит? – спрашивает она.

– М-м-м… Саммер, – отвечаю я. – Саммер Эверетт. Дочь Неда Эверетта. – Я кусаю губы. – Могу я поговорить с отцом? Это ведь его телефон?

На другом конце тишина, кажется, связь прервалась.

– Он в Берлине, – теперь девочка говорит отрывисто.

– Ой, до сих пор? – у меня вырывается грустный смешок; девочка молчит. – А вы что, его помощница? – продолжаю я. – Я должна была этим летом ему помогать, но…

– Я не помощница, – коротко прерывает девочка. – Мне нужно идти, опаздываю на встречу с друзьями.

По маминым часам я пытаюсь вычислить, сколько времени во Франции. Почти девять вечера. Интересно, кто она такая. Одна из друзей-художников, о которых упоминал отец? По голосу моя ровесница. Пытаюсь спросить у нее, можно ли передать сообщение, но в телефоне гудки. Она повесила трубку.

Прямо сама любезность. Я пожимаю плечами и кладу трубку на место. Уныло вглядываюсь в знакомый постер в рамке на стене: на простом белом фоне напечатана цитата: «Нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Гераклит». Знаю, что в этой фразе есть философский смысл, но не совсем понимаю какой.

Ро, наверное, чует мое отчаяние и, мягко ступая, подбирается ко мне. Хочу погладить его по голове, но он выгибает спину, мяукает и кусает за палец. И здесь облом. Я встаю и сминаю в руке папино письмо. Уже собираюсь выбросить его в мамину корзину для мусора, но в последний момент останавливаюсь. Возвращаюсь в свою комнату и бросаю ненужную бумажку на стол. Потом плетусь по коридору в кухню.

Мама с тетей Лидией все еще болтают, стоя у стола спиной ко мне. Мама режет бананы, а тетя Лидия засыпает в блендер лед.

– Что это вы делаете? – спрашиваю я, мой голос звучит не так приветливо, как мне бы хотелось.

Ко мне поворачиваются два одинаковых лица. Вообще-то, мама и тетя Лидия очень разные: мама носит очки, а тетя Лидия – нет. Мамины прямые каштановые волосы ровно пострижены и доходят до подбородка, а у тети Лидии с помощью палочек для еды заколоты в озорной пучок. На маме розовая блузка с воротничком, на тете Лидии – винтажная футболка с Бобом Диланом.

Мне всегда казалось, что это здорово – иметь близнеца: у тебя есть лучший друг, и сестра, и двойник. Мама и Лидия даже работают вместе – в Хадсонвиллском колледже. Забавно представлять их обеих в кампусе: мама преподает философию, а Лидия – фотографию. Два одинаковых преподавателя Шапиро.

И у них на самом деле довольно близкие отношения. Помню, как после развода родителей тетя Лидия заходила почти каждый день, приносила пакеты с чипсами и гуакамоле собственного приготовления – называла его «целительной пищей». Они с мамой допоздна засиживались в гостиной и шептались, а я через коридор старалась заснуть. Однако в последнее время они проводят время по-разному. Для мамы нет занятия приятнее, чем послушать классическую музыку и почитать книгу о Платоне, а тетя Лидия мотается в импровизированные поездки слушать Arcade Fire и ходит на свидания с парнями, у которых все руки в татуировках и хипстерские очки. В результате я ее вижу реже, чем хотелось бы.