Эми Фридман - Два лета

Ничего не слышно, одни помехи. Сильно бьется сердце.

– Алло? – повторяю я, уже жалея, что ответила.

– Саммер?

Сквозь шум прорывается мужской голос. Хоть он мне и знаком, не ожидала услышать его здесь, в аэропорту Нью-Йорка, за считаные секунды до взлета.

– Папа? – кричу я в трубку и улыбаюсь. Я придвигаюсь к одному из коричневых сидений и поправляю сумку на плече, чтобы она не упала. Папа звонит, чтобы уточнить, когда прибывает мой рейс? По-моему, он не такой организованный. – Что случилось? – спрашиваю я.

– Послушай, солнышко… – Он замолкает, снова помехи. – Не уверен… следует приезжать… сейчас. – Его голос то исчезает, то снова появляется.

Я пальцем зажимаю второе ухо. Во мне поднимается волнение.

– Пап, я тебя не слышу! – практически кричу я; представитель авиакомпании откашливается. – Что ты говоришь?

На линии сначала треск, но потом помех становится меньше.

– Сейчас лучше? – спрашивает отец. – Я в гостинице в Берлине, и здесь ужасная связь…

– В Берлине? – повторяю я в замешательстве.

– Мисс? Прошу прощения. Мисс?

Я поворачиваю голову: представитель авиакомпании смотрит хмуро.

– Сейчас начнется рулежка, – объясняет она, в ее тоне вежливость борется с раздражением. Последнее одерживает верх. – Вы собираетесь лететь?

– Ой, э-э-э… – Я иду в ее сторону. Вдруг замечаю, что у выхода на посадку пассажиров больше нет. – Пап, подожди минутку. Мне надо пройти в самолет.

Он издает нервный смешок:

– В том-то все и дело, дорогая. Я говорю, не надо. Я останавливаюсь. Внутри холодеет.

– Не надо что?

– Давайте скорее, мисс, – недовольно торопит представитель авиакомпании.

Я слышу, как папа вздыхает.

– Саммер, я думаю, тебе не надо приезжать. – Мы оба молчим. Потом он начинает очень быстро говорить. – Понимаю, что позвонил в прямом смысле в последнюю минуту, и я искренне прошу прощения, солнышко, но я много думал и понял, что сейчас не лучшее время для визита, ну то есть потому что я в Берлине по работе и все такое, и еще могут возникнуть другие обстоятельства, так что, возможно, следующим летом…

Следующим летом? Не лучшее время? До меня не доходит смысл слов. Голова будто в тисках, ее зажимает все туже и туже, внутри разрастается боль.

– Так мне не прилетать? – шепчу я, в горле ком. – Не садиться в самолет?

– Извини, пожалуйста, солнышко, – тихо продолжает папа. – Просто сейчас не самое подходящее вре…

Его прерывает жалобный предсмертный сигнал, и наступает тишина. Я отвожу телефон от уха и тупо смотрю на пустой экран. Ну конечно. Батарейка села. Мне и самой хочется жалобно вскрикнуть и отключиться.

– Мисс, если вы не летите, – говорит мне представитель авиакомпании, – я должна закрыть двери. Простите. – Ее тон из недовольного превратился в злобный.

Поднимаю к ней голову, слезы застилают глаза.

– Папа мне только что сказал, чтобы не прилетала, – объясняю ей, будто ей есть до этого дело и она поймет.

Но мои слова для нее – сигнал к действию. Не веря своим глазам, наблюдаю, как на своих высоченных каблуках она идет к двери, ведущей к самолету. Щелк. Дверь закрывается, и я вздрагиваю. Все кончено.

Голова болит уже по-настоящему, ноги дрожат, и я просто падаю на коричневое сиденье. Прижав к груди сумку-шопер, я еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться. «Я думаю, тебе не надо приезжать», – сказал отец, и его голос теперь эхом раздается в моей голове. Почему он так поступил, отменил все, испортил? Не мог раньше сказать? А я строила планы, собирала чемодан, радостно предвкушала поездку – и все это перечеркнуто одним звонком. Готово. Бах. Фокус-покус.

И тут в ушах начинает звенеть мамин голос, будто родители объединили силы и сошлись в нестройном хоре. Боюсь, тебя ждет разочарование. Ты же знаешь, какой он. Я трясу тяжелой головой. Да, теперь знаю. Я испытала разочарование – можно даже сказать, сильнейшее разочарование. Я окунулась в него мгновенно и вся целиком.

Сквозь продольные окна виден гладкий белый самолет, он медленно отъезжает от выхода на посадку. «Нет!» – хочется крикнуть мне. Вскочить, сбить с ног представителя авиакомпании и с силой распахнуть эту дверь, будто в боевике. Конечно, я этого не сделаю. Не смогу. Да и не стоит стараться. Из груди вырываются душившие меня рыдания.

Представитель авиакомпании обращается ко мне, тон у нее стал добрее.

– Завтра в это же время будет еще один рейс до Прованса.

Я поворачиваюсь к ней, моргая влажными глазами.

– Это не важно, – безучастно говорю я. – Я уже никуда не лечу.