Филип Рот - Цукерман освобожденный

Освальд? Алвин Пеплер упомянул Ли Харви Освальда? Вчера вечером звонивший упомянул Руби. Идиот Джек Руби, который стал святым покровителем Америки. И косвенно — Серхана. Был у нас великий вождь, Роберт Кеннеди, и этот псих, ублюдок арабский, его застрелил. Все это Цукерман записал.

Пора уходить.

Но разве тут опасно? Тут везде полицейские. Но их и в Далласе было полно, только президенту это не помогло.

Ох, неужели его, автора «Карновского», нынешнее положение в Америке сопоставимо с президентским?

— …мою рецензию.

— Да? — Он потерял нить рассказа. И пульс участился.

— Я ее начал писать сегодня в полночь.

После того как позвонил мне, подумал Цукерман. Да, да, передо мной — похититель моей матери. Конечно, это он.

— У меня не было времени коснуться собственно романа. Это просто первые впечатления. Да, понимаю, возможно, они слишком рассудочные. Я просто, когда пишу, изо всех сил стараюсь не заявить публично о том, что никакой тайны, во всяком случае для меня, не составляет. О том, что во многом эта книга — история не только вашей, но и моей жизни.

Так рецензия не на что-нибудь, а на роман Цукермана! Да, точно пора уходить. Забыть про Освальда и Руби. Если к Хемингуэю подходит лев с рецензией на «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера», пора из джунглей домой.

— Я не только про Ньюарк. Само собой, лично для меня это очень много значило. Я о… всех этих затычках. Психологических, — сказал он, покраснев, — затычках хорошего еврейского мальчика. Думаю, все как-то по-своему соотносили себя с этой книгой. Отсюда и такой сногсшибательный успех. Я о том, что, будь у меня талант писателя, я бы написал «Карновского».

Цукерман посмотрел на часы:

— Алвин, мне нужно идти.

— А как же моя рецензия?

— Так пошлите ее мне.

Скорее домой, в кабинет. Пора распаковывать книги.

— Но вот, вот же она.

Пеплер достал из внутреннего кармана блокнотик на спирали. Тут же нашел нужную страницу, протянул Цукерману.

За спиной Цукермана висел почтовый ящик. Пеплер почти прижал его к нему, как и прошлым вечером. Прошлым вечером! Да он сумасшедший. И зациклен на мне. За этими темными очками, там кто? Я! Он думает, что он — это я!

Подавив порыв сунуть блокнот в почтовый ящик и уйти — свободным и знаменитым, — он опустил глаза и начал читать. Он всю свою жизнь читает. Ничего опасного в этом нет.

Рецензия Пеплера называлась «Марсель Пруст из Нью-Джерси».

— Пока что есть только вводный абзац, — объяснил он. — Но если вы сочтете, что я двигаюсь в правильном направлении, тогда сегодня вечером у Пате я это допишу. В пятницу Перльмуттер может показать текст Сульцбергеру.

— Понял.

Пеплер тоже понял, что Цукерман настроен скептически. И кинулся его убеждать:

— Книжки рецензируют люди и куда тупее моего, Натан.

На это он возражать не стал. Замечание Пеплера Цукермана рассмешило. А к смеху Цукерман относился положительно, как могут подтвердить его поклонники. И, прижатый к почтовому ящику, он посмотрел в блокнот. Одна страница его не доконает.

Почерк был меленький, вычурный, тщательный — никак не кипучий. Да и не сказать в данном случае, что стиль — это человек.

Литературное произведение — это не автобиография, однако я убежден, что литература в каком-то смысле проистекает из автобиографии, хотя связь с конкретными событиями бывает размытая, почти несуществующая. Каждый из нас, в конце концов, есть сумма собственного опыта, а опыт подразумевает не только то, какие мы в действительности, но и то, что мы воображаем наедине с собой. Писатель не может писать о том, чего он не знает, и читатель должен принять то, что писатель использует свой материал, однако опасно писать о своем непосредственном опыте: может не хватить твердости взгляда, потянуть на снисходительность, захотеться оправдать отношение писателя к людям. С другой стороны, издали пережитый опыт либо тускнеет, либо выглядит значительнее. Для большинства из нас он, слава богу, тускнеет, но для писателей, если умеют удержаться и не вываливать все, пока не переварят, все обостряется.

Цукерман не успел вымолвить и слова — не то чтобы он торопился, — а Пеплер уже объяснял ему свой метод:

— Я касаюсь проблемы автобиографичности, прежде чем перейти к содержанию книги. Им я займусь сегодня вечером. У меня в голове все уже сложилось. Я предпринял попытку начать со своей теории литературы, создать мини-версию статьи Льва Толстого «Что такое искусство?», впервые опубликованной в переводе на английский в 1898 году. Что-то не так? — спросил он, когда Цукерман протянул ему блокнот.