Филип Рот - Цукерман освобожденный

— Раздайте и на меня, — сказал он.

Песню, которую отец насвистывал, спускаясь в подвал, Натан и насвистел теперь Пеплеру. Вместо того чтобы бежать прочь.

Он успел просвистеть всего три ноты.

— «Встречусь с тобой», 1943 год. Двадцать четыре недели в хит-параде, — сказал Пеплер, — десять в «Номере один». Записи Фрэнка Синатры и Хильдегард. Вошла в 15 лучших песен 1943 года. Готовы, Натан?

О, он-то был готов. Dans le vrai, да и пора уже. Андре был прав: сначала отгораживаешься от людей, чтобы расшевелить воображение, а затем потому, что расшевелил их воображение. И что за книги ты в таком случае напишешь? Светской жизни с Сезарой не вышло, так как насчет обычной жизни? Где твое любопытство? Где прежний весельчак Цукерман? Что за преступление ты совершил, что прячешься ото всех, словно скрываешься от правосудия? Ты не образец добродетели. И никогда им не был. Думать так — жестокая ошибка! Этого ты избежал — не пошел в жизни по этому пути!

— Палите, Алвин.

Ляпнул, но Цукерману было плевать. Плевать он хотел. Не будет он остерегаться. Хватит укрываться от своих же извержений. Бери то, что дали. Принимай то, что сам и вдохновил. Привечай теперь джиннов, которых твоя книга и высвободила! Это касается и денег, и славы, и этого Ангела маниакальных услад!

А тот уже понесся во весь опор:

— «Приходит, окрыленный молитвой», «Прошлой ночью глаз я не сомкнул», «Жду тебя», «Это любовь, любовь, любовь», «Эту песню я прежде слыхал», «Чудесно скоротаем вечерок», «Любовь-морковь», «То волшебное утро», «Поутру», кстати, а не «По утрам», как большинство думает, и Хьюлетт Линкольн первым номером. Хотя, разумеется, никто ему на это не указал. На той викторине. «Все считают влюбленными нас», «Мама, где мой пистолет», «В субботу, воскресенье и всегда», «То слишком молоды, то слишком стары», «Тико-тико», «И снова возвращается ко мне», «Никогда не узнаешь». Пятнадцать.

Он утих, даже слегка поник — вспомнил, как долго держался на викторине Хьюлетт.

— Алвин, как у вас это получается?

Пеплер снял темные очки и, закатив темные глаза (кстати, синяков ему никто не поставил), пошутил:

— «Это колдовство», — признался он.

Цукерман решил ему подыграть.

— Дорис Дэй. Тысяча девятьсот сорок шестой.

— Близко! — обрадовался Пеплер, — близко, но правильный ответ — сорок восьмой. Вы уж простите, Натан. В следующий раз и вам повезет. Слова Сэмми Кана, музыка Джуля Стайна. Впервые прозвучала в фильме «Роман в открытом море», «Уорнер бразерс». В ролях Джек Карсон и, разумеется, божественная Додо, мисс Дорис Дэй.

Цукерман не выдержал и расхохотался:

— Алвин, это потрясающе!

На что Пеплер быстро ответил:

— «Это восторг», «Это полный провал», «Это счастье навек», «Это чувство, что ждал я всю жизнь», «Это боль, это стон, это крик», «Это входит в плоть и кровь», «Это…»

— Какое выступление! Полный восторг, правда! — Он все хохотал.

Пеплера это нисколько не смущало.

— «…старый, заслуженный флаг», «Это в тысячах миль от края земли (А до дома родного лишь миля)», «Это упоительный миг». Хватит? — Лоснясь от испарины, довольный так, как бывает доволен любой, кто знает толк в адреналине, он спросил: — Детка, мне остановиться или лучше продолжать?

— Все, — простонал Цукерман, — больше не могу. — Но как же здорово было развлечься. На улице! У всех на виду! Дыша полной грудью! Свободно! Пеплер освободил его от наваждения. — Остановитесь, не смешите, прошу, — шепнул Цукерман, — все же рядом, на той стороне улицы похороны.

— Улица! — объявил Пеплер. — «На улицах Нью-Йорка». Рядом. «Рядом с домом, в парке». Похороны. Об этом надо подумать. Прошу. «Прошу, не думай обо мне, когда меня не станет». Больше. «Больше не расстанусь с тобой». Теперь похороны. Нет, я готов поставить на кон свою репутацию. В истории американской популярной музыки нет песен со словом «похороны». По очевидным причинам.

Бесценно. Вот уж самая настоящая реальность. Невероятно. Ненужных подробностей больше, чем у великого Джеймса Джойса.

— Поправка, — сказал Пеплер. — «Больше не расстанемся с тобой». Из кинофильма «Бриллиантовая подкова». «Двадцатый век — Фокс». 1945 год. В исполнении Дика Хеймса.

Теперь его не остановить. Да и зачем? От такого уникума, как Ал вин Пеплер, бежать не стоит, особенно если ты писатель и у тебя есть голова на плечах. Вспомни, как Хемингуэй отправился на поиски льва. А Цукерман всего-то вышел из дому. Да, сэр, пусть книги так и лежат в коробках! Прочь из кабинета, на улицу! Наконец-то в ногу с десятилетием! Ах, какой персонаж для романа получится из этого парня! Что мимо пролетает — он все схватывает. Все цепляет, у него мозг — как липучка, ничего не упустит. Любую мелочь — все подбирает. Какой писатель из него получится! Да уже получился. Пате, Гибралтар, Перльмуттер, Моше Даян — вот и роман, и он в нем главный герой. Из ежедневных газет и отбросов памяти — вот из чего он создаст роман. Убедительности в нем будет предостаточно, может, утонченности не хватит. Вы только на него полюбуйтесь!