Леонид Огневский - На другой день

Гудка еще не было, и дневная смена не приступала к работе. К станку Соловьева подходили рабочие и мастера. Из механического цеха пришел "на огонек беседы" инженер Горкин — лицо небритое, плечи и локти в известке. С ним Павел Иванович познакомился в день приезда, они кивнули друг другу.

Жать руки стахановцам и ударникам, как того хотел Кучеренко, Дружинину не понадобилось. Одно, что почти все присутствующие были стахановцы или ударники, а Горкин — рационализатор, денно и нощно опытничал со скоростями, другое — люди и так, без рукопожатий, свободно разговорились о разном. Повосхищались, что мирная жизнь быстро вошла в колею, повздыхали, — много народа не вернулось с Отечественной; кто-то упомянул о погоде, погода стоит расчудесная, не мешало бы, чуть подстынет, коллективчиком съездить на коз. Кучеренко так и подскочил на месте, услышав о козах.

— О-о, с ружьишком бы хорошо, с ружьишком и я не прочь тряхнуть стариной. — Он по-свойски взял за локоть Дружинина. — Слышно, зверья, птицы по таежкам за городом пропасть! А вы знаете, какой охотник наш Соловьев? — Старик подмигнул стоявшему за станком Петру. — Белку бьет только в глаз, козу между рог.

— Интересно проверить и эти его способности, — скупо улыбнулся Павел Иванович. Его немного смущала этакая беспечность ремонтников: об охоте они говорят, о международном и внутреннем готовы калякать часами, а вот прорыв с планом на заводе их мало волнует, недостатков в работе дирекции они, вроде, не хотят замечать. Правда, упомянули о зарплате, — выдается с просрочкой, об инструменте, — победитовых резцов мало дают, и старик Кучеренко проворчал:

— Абросимова надо брать за бока, критиковать с песочком, чтобы руководил, а не руками водил, знал рабочие нужды.

— Будто он не знает их! — с укором возразил Горкин.

— Плохо знает, раз прореха на прорехе в делах. Да мыслимое ли дело, плохой инструмент или узкий фронт металлизации? Да предоставь, товарищ Абросимов, что положено и необходимо, разве с таким показателем пойдет в целом завод? И план будет, и денежки на расчетном счету.

— А директор не хочет и потому не дает?

— Как это? — шевельнул бровями старик.

— А так. Михаил Иннокентьевич тоже ничего не сделает, если нехватки кругом. Не только инструмент, но и станочки более подходящие надо бы, да возможности пока нет.

— Послевоенные трудности, — заметил, кашлянув в руку, Петя Соловьев.

И Григорий Антонович обронил смущенно:

— Так-то оно так.

Так было до партийно-хозяйственного актива. Осенью, Уже тогда Павел Иванович чувствовал — коллектив завода не считает Абросимова злым духом, виновником всех бед. Но видя, чувствуя это, он знал и о недостатках директора. И сказал о них на активе безо всякого злопыхательства, откровенно. На заводе не выполняется план, чего же, подумал, скрывать?

Следующим вышел на трибуну секретарь горкома Рупицкий. Этот сек и рубил с плеча, во всем обвиняя Абросимова. После актива в кабинете Антона Кучеренко, ничуть не стесняясь посторонних, он сказал, барабаня пальцами по столу: "Подберем конкретные факты и — на бюро. Горком партии не вправе терпеть, чтобы предприятие отставало… потому что директор его размазня".

Павел Иванович решил, что погорячился товарищ. Нет, на другой день появилась горкомовская комиссия и потом больше месяца собирала материал для бюро. Фронтовик-гвардеец Рупицкий предпочитал крутые меры. Дружинину казалось, что надо бы разбираться строго, но без демонстративных угроз и с учетом реального: не может какой угодно директор выпустить драгу, если к ней нет важнейших частей, не сделаны заводами-поставщиками. Да и не за то ратовал заводской народ на активе, чтобы Абросимова снимали. И он, Дружинин, цели такой не имел, он даже раскаивался теперь, что кое в чем пережал, дал лишний повод для разбоя Рупицкому. Ведь снять одного директора и поставить другого легче всего, трудней наладить работу, а для этого требуется настоящая помощь верхов. Конечно, Абросимов неважный администратор, но он старается, учится, он молод, у него все впереди — Павлу Ивановичу думалось, что борьба должна идти не только против плохих людей, но и за хорошего человека.

То, что Абросимова надо сохранить для завода, спасти, Дружинин опять же заключал по настроению в коллективе. Люди уважали директора. Поругивали за промахи, но и входили в его положение — трудности, трудности на каждом шагу. Даже Григорий Антонович Кучеренко переменился после того, что произошло: реже стал говорить о заводских делах, про металлизацию однажды сказал: "Конечно, она только подручное средство, многовато о ней нашумел в пику Абросимову".