Леонид Огневский - На другой день

Уважал в глубине души, жалел директора ворчун Кучеренко.

В это зимнее утро у старого, видимо, больней всего скребло на душе. Сначала он отказывался ехать в машине: "Я пешечком, мне пешечком не привыкать". Сел, ко долго молчал. Павлу Ивановичу с большим трудом удалось вызвать его на разговор.

— Начались морозы сибирские знаменитые!

— Стужа, — дохнул в воротник полушубка старик.

— Трубы парового как бы не полопались в сборочном и механическом цехах.

— А надо следить. Завернет на всю гайку, долго ли до беды.

Павел Иванович сказал, что едет к строителям Дворца культуры. Старик обернулся к нему, опустив воротник полушубка.

— В самый раз съездить и намылить им холку, в особенности пьянице Свешникову. — Его теплое дыхание коснулось щеки Дружинина. — Мыслимо ли, чтобы не отстроить Дворец! Это нам, пожилым и старым, может, отрадней дома сидеть-канителиться, а холостежь требует воли, холостежи подавай шум, танцы, веселье. У Тамары моей, бывало, только и на уме: собрания, кружки да танцы. Вот приедет, первым делом задаст вопрос: как Дворец? И мир завоевали на фронте, а Дворец никак не отстроим. Сколько лет можно резину тянуть?

Не доезжая до площади перед заводоуправлением, старик попросил остановиться.

— Теперь и мне, и вам будет близко, — сказал он, неловко вываливаясь из машины. — Вон он в проулке Дворец, без дверей и без окон. Из красного кирпича. Еще копер над крышей торчит, копер не копер, кран какой-то довоенной конструкции.

Павел Иванович растворил дверцу и высунулся из машины.

— И копер или кран вижу, и все здание. Только здание, пожалуй, не красное. Черное.

— Не мудрено, — пожал широкими в полушубке плечами старик. — Восьмой год, как затеяна стройка. Сперва гладко шло, фундаменты заложили и стены вывели за какой-нибудь год. Закоперщиком всего дела был прежний директор, Макаров, не знаю, куда его перевели, знаю, что с повышением. "Воздвигнем, — говорил, — Дворец для рабочей массы, наилучший в Союзе". Но застала война — крышка.

— А крышки-то, кажется, и нет, — прищурясь, сказал Дружинин.

— Доски поверх набросаны, толь кое-где разостлан. Конечно, разве это спасение для здания? И снег его засыпает, и дождь мочит нещадно. Да раз такие уж завелись на нашем заводе порядочки… — Кучеренко спохватился и затрусил к разметенному тротуару. — До вечера.

— После смены ждите у проходной, заеду.

— Не надо, я пешечком, я сам!

"Боится, в случае чего, обронить лишнее слово, — подумал Дружинин. — Значит, мало тебе доверия, квартирант!.."

Он угадал мысли старого мастера. Целый месяц Григорий Антонович мучился угрызениями совести: наговорил былья и небылья квартиранту, тот и выступил со своей критикой на активе, и потянулись после этого к Михаилу Иннокентьевичу комиссия за комиссией. А что он, Абросимов, сделал народу худого? Ничего. Если с директорским руководством у человека не получается гладко, так вот ты, горком, и подай руку помощи, чем снятием грозить, — недаром слух-то пошел, собираются снять…

В последние дни он, было, успокоился, потому что держал язык за зубами. А сегодня вот опять брякнул: "Раз такие порядочки…" Спохватился, да поздно, слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

Над площадью, окаймленной седыми от куржака тополями, висела желтая мгла. — смесь дыма и пара. Будто где-то горело. За черной громадой Дворца, за каменными заиндевелыми зданиями, лепившимися одно к другому, тяжело и тревожно дышала электростанция. Павел Иванович прислушался: шумный гул нарастал, чудилось, близятся самолеты, разрывая упругий воздух. Но это лишь мгновенное воспоминание минувшего; пройдет и пять, и десять лет мира, а слух и зрение все так же ясно будут улавливать незабываемые звуки и краски войны.

Дружинин еще постоял, подумал и, махнув шоферу, мол, может отправляться в гараж, ежась от холода, шагнул к черному зданию без дверей, без окон. Он ехал и шел сюда разобраться: почему медленно достраиваются и Дворец, и жилые дома, чем занят начальник ОКСа Юрий Дмитриевич Свешников, как помогают ему коммунисты, их партгруппорг Чувырин. Наконец надо было сделать что-то практически, чтобы вывести строительство из прорыва, помочь Абросимову, на которого ополчился горком… Накануне опять собрались треугольником и договорились, кто, куда, с какой целью идет, Павел Иванович выбрал себе ОКС; вечером позвонил Свешникову и сказал, что придет в девять утра, на весь день.

Было девять. В тесной, кое-как сколоченной из досок и засыпанной опилками конторке топилась железная печка. Свешников сидел за шатким столом и машинально перебирал костяшки на лежавших перед ним счетах. На его дорогом черного драпа пальто не было ни пылинки, как два перышка, белели концы накрахмаленного воротничка сорочки, видневшейся из-за бортов пиджака и пальто. А лицо было тусклым и нудным. Не старое еще, а нудное и потому какое-то старообразное лицо. Все из-за водки!