Язмурад Мамедиев - Родная земля

Но судьба уготовила ему другой конец.

Он увидел на пути кем-то вырытую яму и, не раздумывая, ринулся в нее, рискуя сломать себе шею.

Яма была не очень глубокая, но крутая. Наверное, когда-то здесь начинали рыть колодец, да почему-то бросили. В другой раз Ниязкули обругал бы тех, кто оставил эту ловушку, — в пустыне не любят ям, которые могут причинить каравану больше вреда, чем гремучие змеи. Но сейчас он благословлял аллаха за то, что попал сюда. Он посмотрел вверх и увидел над краем ненавистную продолговатую морду, косящую вниз. На его лицо упала тягучая слюна, и он остервенело стал утираться рукавом халата.

Верблюд с бедной Наташей на спине не отходил от ямы, поджидая. Девушка очень испугалась, но каким-то образом не свалилась во время бешеной скачки и теперь приходила в себя, все еще держась одеревеневшими пальцами за хурджун.

Верблюду надоело ходить вокруг ямы и он прилег. Наташа продолжала сидеть верхом, боясь, что он кинется и на нее. Впрочем, если бы он захотел, то мог бы достать ее — стоило ему только изогнуть шею. Но она не подумала об этом и дрожала на своем шатком неудобном сидении, надеясь, что верблюд успокоится и она сможет уехать на нем. Однако он и не собирался уходить от ямы, время от времени заглядывая в глубину, склонив на бок голову. Наташа осторожно постукала пятками в бок, но он даже не шелохнулся.

Ниязкули, отдышавшись, стал трезво оценивать свое положение. Яма уже не казалась ему дворцом Сулеймана [31] Сулейман-ибн-Дауд — мифический царь животных. . Он понял, что верблюд может сколько угодно ждать там, наверху, и если кто-нибудь случайно не спасет его, то он, Ниязкули, сын Атанияз-бая, погибнет здесь мученической смертью от жажды и голода или, потеряв рассудок, выскочит и будет растоптан могучими верблюжьими ногами… Может быть, эта девчонка сумеет увести верблюда? А если она давно ушла, и он один на один со своим врагом?.. Мурашки пробежали по коже от этой мысли.

— Девушка! — закричал он. — Ты слышишь меня, девушка?

Наташа сидела молча. После всего пережитого на нее напало какое-то странное, сонливое состояние. А тут еще солнце печет немилосердно…

— Отзовись! — отчаянно, что есть мочи завопил Ниязкули. — Я погибну здесь!

— Что ты хочешь? — спросила Наташа.

Он обрадовался, запрокинул голову, пытаясь разглядеть ее, но увидел только синее, ослепительное под солнцем небо.

— Прости меня! Я был безмозглым дураком, я всю жизнь буду проклинать себя! Не дай мне погибнуть, не мсти мне, и я стану твоим рабом!

Ему снова показалось, что она ушла, так тихо было наверху. И он крикнул срывающимся голосом:

— Ты слышишь?

Наташа молчала. Что делать? Уйти, оставить его одного с мстительным верблюдом? Она же не простит себе этого никогда. И потом он достаточно наказан — пережить такое… Значит — спасти. Но это упрямое животное не сдвинешь с места.

— Ты здесь? — донеслось из ямы.

— Да, — сказала Наташа. — Но он не слушается меня.

Ниязкули понял, что она готова прийти ему на помощь, и заговорил быстро, сбивчиво:

— Он послушается… Это на меня он бросится, а ты не бойся. Возьми его уздечку и веди. Он пойдет за тобой. Только веди его туда, куда ушла отара, слышишь? Я умоляю тебя! Спаси! Чем хочешь отблагодарю!

В душе у Наташи вновь поднялось возмущение — он и тогда предлагал ей сокровища! Этот подонок уверен, что на свете все можно купить, даже девичью честь, даже жизнь… Встать бы да уйти потихоньку, и пусть он гниет в своей яме. Но эта мысль только промелькнула, не оставив следа. Надо было спасать человека, пусть даже такого, как этот…

Она осторожно, распрямляя затекшие, не слушающиеся ноги, слезла на землю, замерла, ожидая подвоха. Но верблюд даже не посмотрел на нее. Тогда Наташа взяла лежащий на песке уздечный ремешок, потянула несмело. Верблюд оторвал от земли голову, шея его изогнулась, и он тяжело, со вздохом распрямляя ноги, поднялся.

— Ну пошли, хороший, пошли, милый, — с трусливой лаской в голосе приговаривала Наташа, увлекая его за собой. — Будем идти потихонечку, придем к колодцу, водички тебе дадут холодной…

Верблюд шел…

Ниязкули с замирающим сердцем прислушивался к удаляющимся шагам. Нервы его не выдержали, и он, обдирая в кровь руки, стал карабкаться из ямы, наконец, перевалился через край, полежал, переводя дух, потом вскочил, оглянулся на уходящего верблюда и пустился стремглав в другую сторону. И это было его ошибкой. Ему бы переждать малость, дать Наташе увести верблюда — и он был бы спасен. А тут верблюд, хоть и далеко уже был, услышал топот позади, рванулся и, раскидывая длинные ноги, помчался обратно. Хорошо еще, заметив погоню, успел Ниязкули добежать до спасительной ямы. А то лежать бы ему на раскаленном песке кровавым месивом…