Язмурад Мамедиев - Родная земля

Всадник подлетел, осадил горячего коня, поздоровался с Чары, спросил, указывая плеткой на девушку:

— Где это раздобыли такую?

Чолук в двух словах рассказал, что произошло ночью.

Ниязкули поехал рядом с ним, одобрительно кивая:

— Правильно, что не оставил ее с этим бабником. А то случись что — отвечать пришлось бы обоим.

Чары вздохнул, ничего не сказан на это.

— А я вот почему спешил, — продолжал Ниязкули. — Надо, чтобы вы поспешили к Хауз-Хану, там наши люди ждут. Отец и все мы тоже туда переберемся. Там и рассчитаемся. Сможешь вернуться в поселок. — Он соскочил на землю, протянул ему поводья. — Бери коня, догоняй Керима, помоги ему. А я уж отвезу ее, тут недалеко.

Чары молча передал ему поводок от верблюда, сел в седло и, даже не посмотрев на доктора, погнал коня.

Наташа все время видела спину незнакомца, только подъезжая он посмотрел на нее, но тут же отвернулся. Девушка совсем разволновалась, когда, поговорив о чем-то с приезжим, ускакал на его копе Чары.

Но человек, не оглядываясь, вел верблюда в прежнем направлении, ее все так же ломало при каждом шаге, и она постепенно стала успокаиваться, решив, что Чары не бросил бы ее на произвол судьбы, не вручил бы незнакомому человеку.

Солнце поднялось уже над горизонтом и сразу стало припекать. Воздух терял утреннюю свежесть, и степь, быстро накаляясь, уже начинала обволакиваться парным рябящим маревом.

Перевалив через холм, поросший корявым саксаулом, Ниязкули остановился и обернулся, встретившись с Наташей взглядом.

— Не устали?

— Теперь уже близко, — ответила девушка с вымученной улыбкой. — Как-нибудь.

Ниязкули понял, что она не узнала его, а, может быть, даже не встречала в поселке.

Он ухмыльнулся, сдвинув тельпек на самые брови, приказал:

— А ну, слезай, красавица.

Наташа похолодела.

— То есть как — слезать? Зачем? — еле выговорила она и вдруг с острым чувством стыда снова увидела свои обнаженные колени, судорожно одернула задравшееся платье, крикнула:

— Как вам не стыдно! Не смотрите так!

Ниязкули мял в кулаке бородку, продолжая гаденько ухмыляться и разглядывая ее снизу.

— У тебя слишком горячая кровь, это хорошо, — сказал он. — Слезай, посидим, отдохнем.

— Если устал, садись на верблюда, а я поведу его, — с отчаянной решительностью ответила Наташа.

— Верблюд тоже устал, — спокойно, с той же ухмылкой, возразил Ниязкули, подходя, — верблюд тоже жить хочет. Слезай. Посидим, поговорим и тронемся дальше.

— Приедем — там поговорим, — с угрозой сказала Наташа, отпихивая ногой его руку.

— А я здесь хочу, поняла? — разозлился он. — Слезай, говорю.

Наташа затравленно озиралась. Но нигде не видно было ничего, кроме выгоревшей, плывущей под солнцем рыжей всхолмленной равнины.

— Здесь пустыня, — злобно вразумлял ее Ниязкули. — Кричи — никто не услышит. А будешь умницей, подарю тебе что захочешь — ковры, украшения. Ну!

— Поедем, пожалуйста, — чуть не плача, попросила Наташа. — Ну, не надо так… я прошу вас…

— Добром не хочешь — заставлю, — снова подступился к ней байский сын.

Наташа, вдруг решившись, оборвала прилаженную сбоку веревку, хлестнула верблюда, чтобы заставить его идти. Но Ниязкули натянул ременный узкий повод, пригнул голову верблюда к земле, заставляя животное лечь. Верблюд покорно подломил ноги.

— Сходи! — остервенело, лютуя, закричал Ниязкули.

Наташа продолжала сидеть на верблюде, для верности держась одной рукой за притороченный к деревянному седлу хурджун, а другой — с веревкой — размахивая перед собой.

Прикрываясь согнутым локтем, Ниязкули кинулся к ней, хотел стащить на землю, но в это время верблюд, которому не понравилась разгоревшаяся возле него борьба, неожиданно поднялся. Наташа едва удержалась на нем. Ниязкули снова потянул за уздечку, но верблюд не слушался. Выйдя из себя, Ниязкули стал бить его подвернувшейся под руку саксауловой корявой палкой. Удары пришлись и по израненному боку. Верблюд взревел, оскалив на обидчика редкозубую, дурно пахнущую пасть. Но человек уже не считался ни с чем — бил и бил несчастное животное, дергая за уздечку и громко ругаясь. И верблюд, защищаясь, бросился на человека. Это было так внезапно, что Ниязкули чудом спасся от его больших желтых зубов. Поскользнувшись, он упал на четвереньки, но тут же вскочил и бросился бежать, оставив на песке новый тельпек. Вытянув шею, верблюд устремился за ним. Обезумевший от страха Ниязкули на бегу ухватился за куст саксаула и резко свернул в сторону, чуть было не угодив под ноги промчавшегося мимо разъяренного верблюда. Тяжело дыша, обливаясь потом, не чувствуя боли от сорванной на ладони кожи, Ниязкули стремглав побежал по распадку между холмами, понимая, что на крутом склоне верблюд быстрее нагонит его. Позади слышался нарастающий глухой топот. Ниязкули втянул голову в плечи, уже чувствуя на затылке горячее дыхание и ни на что не надеясь.