Язмурад Мамедиев - Родная земля

— Мужественные слова! Ничто не остановит нас. — Наклонившись к Атаниязу, Бахрам понизил голос: — Да вы ни о чем не беспокойтесь. Когда все будет готово к переходу, я устрою так, что ваша группа окажется в самом безопасном месте. Пусть рискуют другие, менее достойные люди. Ни один волос не упадет с вашей головы, ни одна овца не попадет в руки пограничникам. Но это в том случае, если вы будете двигаться налегке.

— Я не оставлю большевикам даже порванной кошмы, — с затаенной злобой отозвался Атанияз.

— И правильно, бай-ага, они и так отняли у вас многое. Я о другом хотел сказать. Ведь поедут женщины, дети. И со скотом много возни. Мало ли что… Мне думается, а не лучше ли часть богатства спрятать здесь?

— Спрятать здесь? — повторил озадаченный бай.

— А почему бы нет? — вкрадчиво настаивал на своем Бахрам. — Конечно, овец не спрячешь, верблюдов тоже, за ними уход нужен. Ну, а другую часть богатства, которая есть-пить не просит, можно бы оставить в надежном месте до поры, до времени, а там выбрать момент и спокойно переправить через границу. Что вы об этом скажете, бай-ага?

Атанияз понял, наконец, о чем речь.

— Золото, серебро — так? — уточнил он.

— Ну, да. Уложить в кувшин, зарыть поглубже, тогда можно хоть год, хоть два ждать. Случись что при переходе, не дай бог, все это богатство останется целым. А то ведь можно его и потерять. Навсегда.

— Упаси боже от такого несчастья! — суеверно произнес Атанияз, подняв ладони. — Но как можно оставить в стране нечестивцев свои богатства?

Бахрам слушал его с чувством презрения. Он понимал, как трудно баю согласиться на такое. Золотых женских украшений и монет царской чеканки накопил он, пожалуй, столько, что число отар можно было бы удвоить, дороги они были, ох, как дороги.

Желтое пламя плеснуло в глазах Атанияза, — словно бы отразились в них несметные сокровища, от отца и деда унаследованные и умножаемые им каждодневно: правдой ли, неправдой — наплевать, лишь бы в свой карман, в дом, не из дому.

— Поговорим о другом, — скрипуче и быстро заговорил бай. — Сердце свое оставить, а самому уйти — мыслимо ли это?

Но уже то, что отказ звучал вопросом, вселяло надежду, и Бахрам воспрянул духом.

— Земля — самый надежный склад, бай-ага, — веско сказал он. — Из твоих рук взять легче, чем у земли, об этом надо помнить. В Каракумах много мест, куда не заглядывает человек, а песок не разболтает. Каракумы умеют молчать. Людей надо бояться.

Атанияз задумался, пощипывая бороду. Сомнения закрались в его душу. А, может, верно говорит хан? От людей какую угодно пакость можно ждать, продадут с потрохами, не моргнув глазом, а земля и впрямь надежна: приходи, бери свое, когда хочешь…

— Только надо без свидетелей, — подсказал Бахрам, словно мысли его читал.

Атанияз закивал: верно, верно. Но вдруг опять насупился, ушел в себя, как четки, перебирая в уме все, что знал о кладах. Ничего предостерегающего не вспомнил, но спросил на всякий случай:

— А спрячу — найду ли потом?

Бахрам снисходительно двинул бровью.

— Отметку для себя сделать надо, тогда все будет в порядке.

Атанияз почмокал губами, покрутил бороду, сказал нерешительно:

— Ну, если так…

— Мне тоже кажется, что так будет вернее, — облегченно вздохнул Бахрам. — Если уж рисковать, то не всем состоянием.

Он достал карту, развернул ее, стал водить пальцем, поясняя, где какой колодец, впадина или холм. Атанияз смотрел на карту, набычившись, ничего не разбирая.

— Ты эти дела лучше меня знаешь, хан, — наконец, окончательно сдался он. — Как скажешь, так и сделаю.

Ликуя в душе, Бахрам с озабоченным видом обсуждал с ним все подробности устройства тайников, делал пометки на карте.

— Вот теперь, бай-ага, можно приниматься и за обед, — сказал Бахрам, складывая похрустывающую карту, и спросил как бы невзначай: — Себе ее возьмете или у меня пока хранить?

— Ай, к чему мне, — махнул рукой Атанияз. — Я и так всю пашу степь вдоль и поперек знаю.

Он вышел распорядиться насчет обеда, а Бахрам, чтобы успокоить себя, поспешно достал из кармана брюк плоскую бутылку, зубами вытащил пробку, взял ее в свободную руку и, закинув голову, сделал несколько булькающих глотков. Бутылку он сунул обратно в карман.

Атанияз вернулся, сел с тяжелым достоинством. Вслед за ним вошел молодой парень, не поднимая глаз, расстелил сачак, поставил деревянную миску ароматного жирного супа, положил на углу горку свежего, только что из тамдыра, чурека.