Язмурад Мамедиев - Родная земля

По ночам тайком навещал Атанияз надежных людей, прощупывал, проверял, все ли готовы спасать свое богатство, не струсит ли кто… Вчера после вечернего намаза заглянул к Оразсахату.

Пили чай, беседовали. Атанияз поинтересовался:

— Ну, как, не беспокоят тебя?

Гость бросил щепотку соли на старую рану, — рассчитывал, что пока она саднит, — Оразсахат не пойдет с новой властью. Но тот спокойно сказал:

— Слава аллаху, оставили в покое. Потом засмеялся, обнажив желтые щербатые зубы.

— Сегодня днем разъясняли, что такое колхоз, агитировали.

— Тебе, помнится, Батыр как-то уже разъяснил, — обронил гость.

— А, что Батыр, — махнул рукой Оразсахат. — Совсем бешеный. А другие ничего. Русский этот… Говорит, тех, кто силком будет в колхоз людей тянуть, накажет власть.

Атанияз желчно усмехнулся.

— Ну, тогда не бывать колхозу. По своей воле туда одни дураки пойдут.

— Не знаю, — покачал головой Оразсахат. — Он говорит, что в колхозе каждый, кто честно работает, будет хорошо жить.

Нотки сомнения в его голосе поначалу удивили бая, но тут же в нем закипела злоба.

— Ты что, поверил их сказкам?

— Я — что, люди верят, — снова вздохнул хозяин.

Если уж такие, как Оразсахат, стали колебаться, то от чабана всего можно ожидать.

— Керим, сын мой, — вкрадчиво сказал Атанияз, — я позвал тебя сюда с дальнего пастбища не для того, чтобы узнать положение дел в отаре. У меня к тебе очень важное дело. Я хочу поговорить с тобой, посоветоваться.

Керим не сомневался, что хозяин вызвал его неспроста, и у него вдруг гулко застучало сердце, когда, наконец, заговорил бай. А что если… Но он боялся даже подумать об этом… Зиба сидела в углу, низко склонившись над рукодельем, а ее отец назвал Керима сыном…

— Ты знаешь, как усложнилась жизнь, — продолжал бай. — Люди словно с ума посходили, волком смотрят друг на друга. А я хочу жить по-старому, как жили наши деды, хочу делать добро своим ближним, а не перегрызать им глотки.

Керим ничего не понимал. Он сидел очень тихо, не шевелясь, и ждал желанного слова. Но бай говорил о другом.

— И тебе я хочу делать добро. Я мог бы дать тебе много овец. Владей, будь богатым, ты заслужил это. Но теперешняя власть не любит, когда люди богатеют. Тебя назовут баем, кулаком или как там еще — и все заберут.

— Но я не хочу рассчитываться, бай-ага, — еле слышно сказал Керим.

— Я знаю, что ты верен мне, — встрепенулся Атанияз, — что ты свой. Только вот беда — кое-кому не нравится наша дружба, Керим. Есть люди, которые хотят поссорить нас. Им завидно, что ты молодой, а тебе уже отара доверена, что ты сыт. обут, одет, сам себе хозяин.

— Вы не беспокойтесь, бай-ага, — сказал Керим, с горечью понявший, что разговор идет вовсе не о нем. — Мы как служили, так и будем служить вам. А если кто захочет хоть травинку на ваших пастбищах тронуть, мы его там, в песках, так отделаем, что он дорогу забудет туда.

Он вытер краем халата взмокшее лицо и посмотрел на Зибу. Она все так же сидела в своем углу, но, ему показалось, что губы девушки дрогнули в улыбке.

Атанияз положил ему руку на плечо, сказал, довольный:

— Я всегда считал тебя самым лучшим и самым надежным чабаном, Керим. Это у тебя от отца. Я хорошо его помню. Отличный был чабан и человек смелый, умел, когда нужно, постоять за себя! И ты такой!

Керим смутился, пробормотал:

— Ай, ладно, бай-ага…

Атанияз засмеялся.

— Ну-ну, не скромничай. Огульхан, завари-ка нам еще чайку!

Жена поставила перед ним чайник и вернулась на свое место.

— Мама, — обратилась к ней Зиба, — посмотри, если я сюда нанесу узор, вот так, хорошо ли будет?

Огульхан удивленно повернулась к ней.

— С чего это ты стала советоваться? Всегда все делала по-своему.

Зиба вдруг рассмеялась, озорно блеснули ее глаза.

— Но ведь и вы изменились, — сказала она, — раньше в это время все мы на пастбищах были, а сейчас дома сидим.

Атанияз нахмурился. Он вспомнил ночной разговор в доме Оразсахата.

— Я собираюсь перебраться на пастбища Есем семейством, — сказал он. — В сельсовете говорил, Батыр поддержал — государство больше масла и шерсти получит.

— Ну, всем туда ехать незачем, — возразил Оразсахат. — Надо столько добра с собой везти — легко ли! Напрасно ты это затеял. А о государстве беспокоиться я тоже не собираюсь — своих хлопот полон рот.

Среди женщин, сидящих поодаль, прошел легкий шум. Многие месяцами не видели мужей, живущих в песках, и только весной могли поехать к ним.