Язмурад Мамедиев - Родная земля

Они побежали к палатке, где была рация, и Макаров, услыхав позади глухой топот копыт, сказал дочери:

— Передай в эфир, Юрину. Я задержу их.

Наташа хотела обнять его, но он оттолкнул ее, поняв ее порыв как проявление слабости, крикнул:

— Скорее! — и залег за холмиком, щелкнув затвором.

Он уже не оглядывался, а смотрел только вперед, туда, где освещенные луной скакали люди в больших меховых шапках.

Он выстрелил наугад, для острастки, и сейчас же дико закричали всадники, рассыпаясь цепью и стреляя на ходу.

Из палатки выбежала Наташа.

— Я не могу, папа! Рация не включается!

Макаров чертыхнулся, по-молодому вскочил, отдал ей винтовку.

— Стреляй! Да ложись, экая ты…

Топот, крики и пальба были уже совсем рядом, когда Макаров заработал ключом. Он прислушивался к доносившимся снаружи звукам и не слышал близкого, Наташиного, выстрела. "Ну, что же она, почему не стреляет? Может быть…"

В это время в палатку ворвались бандиты. Макаров сунул руку в карман, хотел достать наган, но прямо перед глазами вспыхнула молния. Падая, он успел подумать о том, что Наташа так ни разу и не выстрелила…

…Наташа очнулась на земле. Голову ломило, она ощупала ее — раны не было, значит, контузило, поэтому и потеряла сознание. Винтовка лежала рядом. Наташа взяла ее, приподнялась, огляделась. Неподалеку догорал большой костер, желтые и голубые язычки пламени вспыхивали и гасли, затухая. Стояла удивительная тишина, только звон в ушах не позволял оценить ее бесконечность, — или, может быть, оглохла она?..

Наташа стала подниматься и успокоено услышала, как шуршит песок под локтями, как брякнул фотоаппарат о винтовку, — значит, с ушами в порядке.

Странное тупое безразличие овладело ею. Она встала, отряхнула платье, закинула винтовку за плечо, долго думала, что же делать дальше. Лагерь больше не существовал, отец исчез, наверное, убит бандитами, ее они вероятнее всего не заметили в темноте и, сделав свое черное дело, скрылись… Одна среди песков… Надо идти. Но куда?..

Она побрела в сторону от лагеря, глядя себе под ноги. И неожиданно остановилась, чувствуя, как напряглись нервы, — что-то шевелилось поблизости. Стягивая с плеча винтовку, Наташа присела и сразу на фоне светлеющего неба разглядела — это старая рыжая кобыла, стреноженная отцом и выпущенная в степь пастись. Непослушными пальцами, обламывая ногти, долго разматывала путы, потом с трудом влезла на жесткую, костистую спину лошади и тронула ее. Кобыла покорно пошла в темноту. Но каждый шаг отдавался в голове нестерпимой болью и Наташа решила слезть и идти пешком — так было легче. Лошадь долго брела за ней следом, Наташа и не заметила, когда она отстала, затерялась в ночной степи.

К утру Наташа увидела заброшенный шалаш, легла в нем и мгновенно уснула. Ее разбудил разноголосый шум, — выглянув, она увидела невдалеке большой караван. Гарцевали вооруженные всадники, величаво, позвякивая колокольцами, вышагивали навьюченные верблюды, в густой ныли плыли ревущие отары… Страх сдавил ее сердце. Но люди, видно, спешили и не обратили внимания на одинокий шалаш. Шум каравана замер вдали, и она снова впала в забытье.

Вечером Наташа проснулась словно от толчка. Идти, спешить к своим, рассказать о том, что произошло на Кровавом колодце… Она вскочила, суетливо собралась и пошла.

Только теперь она почувствовала жажду и испугалась, вспомнив вдруг ту кошмарную ночь, когда совсем рядом сверкнули глаза барса… Нет, умереть в песках сейчас она просто не имела права. Она соберет все свои силы, всю свою волю и дойдет, расскажет…

И Наташа тяжко шагала по пескам, облизывая сухим языком потрескавшиеся губы, ощущая, как с каждой минутой тяжелеют, тянут плечи винтовка, сумка и фотоаппарат.

Встретить бы пограничников, они помогли бы связаться с Юриным… Но до границы еще далеко. И рыжей кобылы нет. Зря бросила ее…

Мелькнул и пропал огонек впереди. Наташа остановилась, зажмурилась, не веря глазам. Может, померещилось?.. Нет, вот опять замерцал далеко желтый светлячок. У девушки даже сил как будто прибавилось. Но тут же подумала: где огонь, там люди, а кто они, друзья или враги?

Но уже не было сил погасить в себе надежду.

Она увидела ветхую мазанку с единственным, светящимся оконцем, кучу наколотых саксауловых дров, навес — и поняла, что это летнее жилье, а не стоянка калтаманов.

Гремя цепью, с рыком кинулся ей под ноги пес, залился хриплым лаем.

Распахнулась дверь, в светлом проеме виден был человек, держащийся рукой за косяк.