Веслав Мысливский - Камень на камень

— Ну я пойду, Иисусе, не то начну тоже думать, а мы ведь с тобой не ровня. Бутылку пустую оставлю, может, кто цветочков тебе принесет, нальет воды.

И пошел, сам не зная куда. Вдруг меня осенило: может, Каська еще в магазине. Давно я у нее не был. Разве что за сигаретами иногда забегал, хотя старался покупать в шинке. А чего другое понадобится, так ведь я в магазин иду, не к ней. Раз она меня даже спросила, ты что, никогда больше не придешь? Зайди как-нибудь. Зайди, не пожалеешь. Может, сегодня, я б задержалась.

Я подошел к двери, она уже была заперта. Крикнул: Каська, открой! Открой, слышишь?! Нету заразы, гуды ее растуды. А в другие дни сидит допоздна. И такое меня зло взяло, что я начал дубасить в эту дверь кулаками, бить ногами. Открывай! Но с той стороны — могила. Я уже хотел было сесть и ждать перед магазином под дождем до утра, как вдруг из-за двери донесся сердитый голос:

— Кто там?

— Я, Шимек! Открой!

Она открыла, злая:

— Нашел когда притащиться. Мне завтра учет устраивают, чтоб их нелегкая. А тут полмешка сахару лишних, откуда — ума не приложу. Не до тебя мне сегодня.

— Хочешь, чтоб я ушел?

— Хочу, не хочу! Заходи, раз уж здесь. — Она повернула за мной ключ в замке, задвинула засов. — Целый год его высматриваешь, а он и носу не кажет. И где ты так назюзюкался? — Крепко подхватила меня под руки и отвела в подсобку. Там горел свет. Усадила на какой-то мешок, не то с сахаром, не то с солью. И вскрикнула: — Пресвятая богородица, на кого ты похож! Топился, что ль?! Нитки сухой нету! А может, у бабы был? Так и оставался б у ней. Нет, пришел мне дурить голову. И без тебя мозги сохнут — как закрыла магазин, считаю-считаю, и все полмешка лишних. А жаба эта, бухгалтерша, спит и видит, как бы меня вытурить да свою плюгавку на мое место впихнуть. Когда ни придет в магазин, все что-нибудь не по ней. То мух много. Висят вон липучки. Такие уж они есть. Незнамо чем намазанные. И не в городе магазин, в деревне, как же без мух. То почему не подметено. Сама подметай, стерва! В договоре не написано, что я должна подметать. Хотите, прикажите людям перед магазином обувку скидать, тогда и подметать не понадобится. Виновата я, что ейный мужик проходу мне не дает? Держи его при себе, я разве против? Да не больно ты ему нужна, лупоглазая, на такую сам черт не позарится. А мне всё: панна Касенька да панна Касенька. И хихикает, старый хрен, ну прямо крысу сапогом давит. Катитесь куда подальше, пан Мажец, здесь торговая точка, а не то, что вы думаете! И не посмотрит, что люди кругом. А эта змея Скрочиха: побойся ты, Каська, бога, в ад через этих мужиков пойдешь. Ну, значит, нам по пути будет. И плевала я на ваш ад! — Она вдруг схватила меня под руки, дернула, я чуть на нее не упал. — Пересядь туда, здесь сахар, намокнет и собьется в комки. Не будь ты такой потаскун, я б тебе зонт купила. Под зонтом бы ходил. Видал, у ксендза какой? Идет ксендз за гробом, так хоть в три ручья дождь, всех разгонит, а он сухой. Еще причетник зонт этот над ним несет. Ты ведь тоже не кто-нибудь, в гмине служишь. У Смотека и то есть зонт. Зять ему привез. Ввалился тут раз ко мне в магазин с раскрытым зонтом. Я ему говорю, здесь дождя нет Мне только горчицу, Касенька, горчицу, чего я буду закрывать, открывать. Может, проспишься сперва?

— Я не спать пришел.

— Ты ж еле на ногах стоишь, пьяный в стельку. Да еще мокрый.

— А спать не хочу.

— Дай хоть голову тебе вытру, в глаза течет. — Сдернула со стены полотенце и как начала тереть — будто по булыжной мостовой покатилась моя голова. Ну и хорошо, пусть катится, попадет в рытвину — сама остановится.

— Эх, волосы у тебя, как у коня грива, — сказала Каська уже без злости, поласковей. — Не знаю, так ли бы ты мне нравился, не будь этих волос. Терпеть не могу лысых. Близко б к себе лысого не подпустила, хоть бы он незнамо кто был. Кусьмидер вон житья не давал, все: я приду, Кася, приду, Кася. Куда?! А к тебе, в магазин. Нет уж, сперва парик себе купите. Как хорошо зимой вместо шапки носить. И перед распятием не надо снимать. Эвон, у тебя мокрые, а какие густые. Будешь за другими бегать, а меня обходить, я тебе их все повыдираю. Хотя бегай, мне-то что. Мужик как кот, при одной бабе зачах бы, вот и бегает. Но если бы тебя которая-нибудь навсегда охомутала, я б ее, наверное, убила. А потом тебя, себя. Вот этим свинячьим ножом, видал? Ох и было бы разговору в деревне. Слыхали, люди? Каська чего отколола! Кто б подумал! Торговала сахаром, мылом, солью, леденцами, а вот убила человека! Пусть тогда жаба эта, бухгалтерша, на мое место свою плюгавку сажает. И пусть она им продает. Да чего тут продавать? Сахар, соль, мыло, леденцы, спички. И так по кругу. Хоть на стенку лезь. Давеча привезли бочку сельдей. Руки, халат, рожа, волосы — всё в селедке. Еще чуть дверь не высадили. И каждому три кило, пять кило. Люди, вы что, с ума спятили?! Из-за селедок убиваться? Ох, думаю, сейчас возьму селедку и по мордам, по мордам. Нет чтоб когда шоколад привезли, изюм, миндаль. В городах люди кофе пьют, может бы, и здесь приохотились. А то все водку да водку. Зато учет, паразиты, это они хошь каждый день. Не мог, что ли, с утра забежать, сказать, что придешь? Я бы поскорей управилась. А так — ну что теперь будет?