Агния Кузнецова - Много на земле дорог

Засмеялся и студент-пятикурсник.

— Товарищ, а вы про убийство Лумумбы слышали? — повернулся к Иренсо студент, сидевший за другим столом.

Иренсо вскочил, с шумом отодвигая стул:

— Какой убийство?!

— Вот прочтите. — Студент протянул газету.

Студент-математик усадил Иренсо около себя и стал вполголоса читать сообщение о том, как бесстыдно расправились бельгийские наемники с премьер-министром свободного Конго и его соратниками:

— …«Убийство Патриса Лумумбы, Мориса Мпола и Жозефа Окито было осуществлено по плану, заранее согласованному между Чомбе, кликой Мобуту — Касавубу, бельгийским правительством и бельгийскими монополиями…»

Иренсо выбежал из-за стола. Губы его стали синими, на шее вздулись желваки. В зале поднялся шум, студенты окружили Иренсо, подбежали библиотекари.

— Убийцы! Проклятие на их головы!

Иренсо протянули стакан с водой, но он не взял его, сел на диван и закрыл руками лицо. Он сидел, а возле него с молчаливым участием стояли русские студенты и студентки, так же люто ненавидевшие убийц Лумумбы. Но все понимали, что Иренсо в этот час было особенно тяжело.

Девушка-библиотекарь села рядом с Иренсо, дотронулась до его плеча:

— Все равно, товарищ Нцанзимана, скоро конец колониализму. Это они перед смертью зверствуют…

Иренсо поднял голову, с благодарностью взглянул на белое миловидное лицо девушки:

— Да, да! Я верю — колонизаторам будет конец!

— Ты и сам свои руки к этому приложишь, Иренсо! — раздался чей-то голос.

— Даю клятву! — сказал Иренсо, вставая и поднимая руки со сжатыми кулаками. — Даю клятву, товарищи! — повторил он.

И никому, кто был в эту минуту возле Иренсо, не показались этот возглас и этот жест Иренсо театральными — столько истинного горя и страсти было в словах юноши!

А за монастырской стеной, в духовной академии, в эти часы тоже обсуждали события, потрясшие мир.

К концу дня Виталий притащил Андрею «Вечернюю Москву».

Сообщение ТАСС Андрей читал с бьющимся сердцем. Потом в страшном смятении откинулся на спинку стула.

— Чуешь, брат? — хитро спросил Виталий, забирая газету. — Интересно, что говорят наши наставники-зубры. Наверняка переполошились. Думают, как бы к этому делу боженьку пристроить.

Лучше б он молчал, этот циник Виталий! Душа Андрея и так холодела от страха: вот и пришел тот день, когда обломки веры, за которые он цеплялся, окончательно ускользают из рук. Андрей закрыл глаза, безвольно опустились его плечи.

И вдруг в его потрясенной душе наступило какое-то просветление. Он весь сжался, зная уже, что произойдет дальше.

Андрей вскочил, чтобы избежать галлюцинаций. Но стены закачались и рухнули. В то же мгновение с оглушительным воем небо пронзила ракета. Она взвилась ввысь, и ее огненный хвост нестерпимым светом ударил в глаза.

Андрей закричал, падая на пол. Товарищи подняли его, понесли на кровать. Он дико озирался вокруг, по вискам его текли крупные капли пота.

Андрей очнулся поздно вечером. Виталий уже спал. Спал и второй его сосед по комнате. «Надо побывать у врача, полечить нервы», — подумал Андрей.

Он долго лежал, думал о себе, о своей болезни, которая стала мучить его все сильнее. «Не по моей ли дорожке собрался идти?» — вспомнились ему слова Виталия…

Спать больше не хотелось. Он почувствовал острое желание взяться за работу и докончить картину. Осторожно, боясь разбудить товарищей, Андрей встал и, нетвердо ступая, пошатываясь, вышел из спальни.

Незамеченным он прошел в комнату художественного кружка и зажег лампу.

Взглянул на недописанный холст. И его словно озарило.

Только сейчас он понял, какое выражение глаз должно быть у «пастыря». Теперь он нарисует их, он убежден в этом, только бы не упустить этого озарения, которое так долго к нему не приходило.

Дрожащей рукой он прикоснулся кистью к одному, другому глазу; торопливо стал накладывать краски, переписывать. В эту минуту, бледный, трясущийся, он был похож на вора — поминутно оглядывался на дверь, прислушивался к тишине и не замечал, что из глаз его катятся слезы.

Он не знал, сколько времени стоял у своего полотна. Вдруг ему почудились шаги за дверью.

«Кто же это ходит глубокой ночью?» — мелькнула беспокойная мысль. Шаги приближались, и уже слышно было, что идет не один человек.

Андрей испытал страстное желание спрятаться. Он начал озираться по сторонам. Но спрятаться было некуда. Вот широко раскрылись двери. В комнату сначала ворвались клубы ладана, и послышался знакомый терпкий запах. Затем вошел сам ректор, за ним — целая свита духовных чинов.