Агния Кузнецова - Много на земле дорог

Вира знала, что она хороша собой. Часами она крутилась у зеркала, с удовольствием разглядывая свои русалочьи глаза, загадочную усмешку ярко-красного нежного рта, неожиданный горестный взлет коричневых бровей и золотистую россыпь пушистых волос над белым блестящим лбом…

Красота ей казалась самым главным в жизни. В ее понимании это было лучшее оружие, при помощи которого она могла завоевать все, чего бы ни пожелала. Поэтому она удивленно пожимала плечами, когда математик ставил ей двойку. Ведь, стоя у доски и смотря на преподавателя скромным, просящим взглядом, она так изящно склоняла головку, что — Вира была уверена, — окажись тут художник, он несомненно запечатлел бы ее на полотне. Вира не огорчалась двойкой, не плакала, как другие девочки, она лишь мысленно называла учителя «бесчувственной деревяшкой».

Но вообще-то училась Вира неплохо. Науки давались ей легко, без усилий. Так же легко постигала она и музыку, которой с восьми лет обучал ее старый, опытный музыкант. Она училась играть на скрипке — «это оригинальнее, чем на рояле». Она с удовольствием участвовала в школьных концертах, заучивала позы перед зеркалом и, появляясь на сцене, всегда поражала зрителей каким-нибудь новым, неожиданным жестом или движением.

В семье Вершининых Вира была единственным человеком, для которого не существовало твердых правил и обязанностей. Домашняя работница убирала за ней постель, потому что она всегда опаздывала в школу. Стирала, гладила, пришивала воротничок та же работница, иначе Вира ходила бы во всем грязном.

У Виры была своя небольшая компания сверстников. В отсутствие родителей они собирались у нее дома: до исступления плясали рок-н-ролл, разучивали песенки из репертуара зарубежных ночных кабаре.

Классная руководительница, пожилая преподавательница английского языка, не раз приглашала мать Виры в школу. Она указывала Наталье Степановне на упущения в воспитании дочери: девочка является в школу то с маникюром, то с необычной, вызывающей прической, то в капроновых чулках, кокетничает, да и не только с мальчишками-одноклассниками, но даже и с преподавателями.

Иван Сергеевич об этом, разумеется, ничего не знал. Он увлеченно занимался своей работой, полностью доверив воспитание дочери жене. Наталья Степановна воевала с Вирой одна, чаще всего тайно от мужа. Вначале она не хотела отрывать его от серьезных занятий, а потом уж боялась признаться в собственной беспомощности. Так и шли дни за днями, месяц за месяцем.

«Мамочка, что же плохого в том, что я хочу наряжаться? Ты сама говоришь, что я хорошенькая!» — недоумевала Вира, когда мать, вернувшись от классной руководительницы, пробирала дочь.

И Наталье Степановне казалось, что Вира по-своему права и большой беды тут нет, а классная руководительница — «старый синий чулок, смотрит на все через увеличительное стекло».

Но однажды произошел такой случай, который заставил Вершининых по-настоящему встревожиться.

Первого мая, утром, Вира ушла со школой на демонстрацию. Она не вернулась не только к обеду, но не пришла и к ужину. Родители направились в школу. Однако там, кроме сторожа и двух дежурных десятиклассников, никого не оказалось.

Иван Сергеевич и Наталья Степановна вышли из школы и, волнуясь, недоумевая, остановились на широком крыльце, раздумывая, что же предпринять дальше.

Темнело. Невдалеке, за школьной оградой, оживленно разговаривали две девочки лет пятнадцати. Одна была коренастая, беленькая, другая — высокая, черноволосая. Наталья Степановна вдруг уловила фразу: «А Вира Вершинина…» Она поспешно подошла к девочкам:

— Вы только что упоминали Виру Вершинину. Я ее мать. Не знаете ли, где она?

Девочки растерянно переглянулись, отвели глаза в сторону.

«Знают, но не хотят сказать», — обеспокоенно подумала Наталья Степановна.

— Я очень волнуюсь, — снова заговорила она. — Вира ушла утром, и до сих пор ее нет.

— Мы не знаем… — смущенно сказала высокая и худенькая девочка и отвела от Натальи Степановны черные большие глаза.

«Видимо, они действительно ничего не знают», — подумала Наталья Степановна и вернулась к ожидавшему ее мужу.

Вершинины решили пойти домой и еще час подождать. Огорченные, шли они по праздничным улицам, разукрашенным красными флагами, разноцветными сверкающими гирляндами лампочек. Навстречу им из-за угла вывернулась оживленная толпа молодежи. Невысокий паренек в кепи с лихо заломленным козырьком играл на баяне. Сзади него, совсем по-деревенски, в обнимку, шли нарядные девушки и пританцовывали в такт музыке. Кто-то из парней пытался подпевать баянисту звенящим, срывающимся тенорком.