Агния Кузнецова - Много на земле дорог

Окна старинного особняка, мимо которого проходили Вершинины, были открыты. На улицу вырывался шум, смех, нестройное пение:

«У всех праздник», — подумала Наталья Степановна, подавляя вздох.

Неожиданно позади Вершининых послышался топот бегущих ног. Их нагоняли школьницы, с которыми несколько минут назад разговаривала Наталья Степановна.

— А мы знаем, где ваша Вира, — тяжело дыша, сказала крепкая, приземистая девочка.

Вершинины остановились.

— Только не пугайтесь. Теперь уже, наверно, все уладилось, — сказала черноглазая девочка.

— Где же она? — сгорая от нетерпения, в один голос спросили отец и мать.

— Она… она… в милиции, — со страхом сказала девочка-толстушка.

У Натальи Степановны подкосились ноги, она прислонилась к дому, из которого доносилась песня о белых цветах рябины. Иван Сергеевич подхватил жену, чувствуя, что кровь у него отхлынула от лица. В эту минуту он был белее стены, но сгущавшийся сумрак скрыл это от посторонних взглядов.

После демонстрации на одной из шумных улиц, пестрой от праздничных украшений и нарядных толп гуляющих, появилось десятка полтора молодых людей. Они держались кучкой и не походили на всех других гуляющих. Девушки были с распущенными волосами, в узких коротких брючках с разрезами по бокам, в декольтированных кофточках, юноши — со взбитыми коками, в ярких рубашках навыпуск, в брюках, похожих на рейтузы, так плотно они обтягивали икры, в остроносых ботинках.

На середине улицы эти молодые люди взялись за руки, стали в круг и, ударяя в ладони, начали выкрикивать какие-то непонятные слова. В кругу, отчаянно кривляясь, красная до безобразия, с прилипшей ко лбу челкой, металась как обезумевшая Вира. Она то взлетала выше головы партнера, то исчезала, пролетая между ног тупого, мордастого парня.

Люди изумленно заглядывали в этот круг.

— Смотри, как он ловко протаскивает ее. Ни разу не зашиб! Фью, Степка, сюда! Циркачи выступают! — кричал какой-то малец, даже и не подозревая, что на свете существует танец-урод, танец дураков, выдуманный каким-то идиотом.

Вдруг поблизости раздался пронзительный свисток милиционера. Круг мгновенно распался, и молодые люди, образовавшие его, растворились в толпе.

Через несколько минут, когда милиционер исчез, круг снова сомкнулся, и Вира опять начала свою пляску. На этот раз милиционер появился вместе с дружинниками. Партнер Виры затеял драку. Пытаясь помочь ему, Вира подставила дружиннику ногу. Тот упал, сильно ударился головой об асфальт, но успел цепко схватить мордастого парня.

В тот же вечер Вершинины взяли Виру из милиции. О происшествии дружинники сообщили в школу. Директор попросил родителей Виры присутствовать на заседании педагогического совета.

Первый раз за восемь лет обучения дочери Иван Сергеевич пришел в школу. Он горько раскаивался в том, что пренебрегал долгом отца, и обещал учителям сделать все, чтобы Вира изменилась.

Под строгим контролем Ивана Сергеевича Вира закончила восьмой класс, а осенью Наталья Степановна, по совету директора школы, увезла ее к своей сестре в Сибирь, в Веселую Горку. Здесь, в сибирском селе, Вира окончила девятый и десятый классы.

Два года жизни в сельской местности она считала ссылкой. Были, конечно, и там свои радости, но они ничего не значили по сравнению с мечтой о шумном, большом городе.

И вот, окончив школу, Вира снова возвратилась в родной дом. Она попыталась поступить в театральный институт, однако на первом же экзамене провалилась. Это не особенно огорчило Виру. Она считала, что для красивой девушки самое главное не учение, не работа, а замужество, удачное, выгодное замужество. Иренсо ей казался подходящей партией. Она представляла, как будут изумляться ее знакомые: «Вира-то Вершинина, подумайте, вышла замуж за угандийского вождя и уехала в Африку!»

Однажды Иренсо пришел к Вире, сел в качалку и торжественно сказал ей, что он намерен разговаривать с ней по очень важному вопросу.

Сдерживая дыхание и краснея, Вира подумала: «Сейчас он сделает мне предложение». И стала обдумывать, что она ответит ему.

Она села напротив Иренсо, скромно сложив руки.

Иренсо, был в черном, хорошо проутюженном костюме с разрезами на боках пиджака. Белая рубашка с белой бабочкой вместо галстука еще сильнее оттеняла черноту его кожи.

— Вира, ты очень красивая и хорошая девушка, — волнуясь, заговорил Иренсо, — и я мог бы очень сильно любить тебя. Но я обману тебя, если не скажу правду. Цель моей жизни — служить Уганде. Ради нее я живу здесь. Для нее я есть на земле. Моя жена должна быть черной, как и я. Она должна быть угандийкой. Вот что я был обязан сказать тебе…