Агния Кузнецова - Много на земле дорог

— Ах, оставь! — болезненно поморщился Андрей и замолчал.

Иренсо подумал, что он еще не понимает каких-то особенностей жизни советских людей и потому ему трудно представить себе логику рассуждений Андрея. Но то, чего не понимал Иренсо, не могли понять в Андрее и его товарищи по школьным годам. Это был эгоизм Андрея, его больное самолюбие. Он как бы наслаждался самим собой, своими поступками, чувствами, мыслями, он до исступления мог думать о самом себе и, даже унижая себя, не забывал, что он не такой, как все, — он особенный, сложный, утонченный.

Именно это-то и мешало ему теперь, как и прежде, внять доброму совету.

В молчании Иренсо и Андрей дошли до вокзала. Андрей вскочил в вагон, не успев даже на прощанье пожать Иренсо руку. А Иренсо направился к Вире. Вира просила сообщить, окажется ли Андрей тем самым Андреем Никоновым, который учился с ней и с Костей в Веселой Горке. Иренсо был человек обязательный. Он не мог не исполнить просьбы девушки.

Вира выскочила в прихожую в розовом платье, сшитом в форме цветка тюльпана, в светлых туфельках. На лице ее светилось неподдельное любопытство.

— Ну как, Иренсо? Встреча состоялась? Андрей тот самый? Ты приведешь его ко мне?

— Тот самый, — снимая пальто и вешая его на деревянный крючок круглой вешалки, сказал Иренсо.

Вира рассмеялась.

— Ой, не могу! Андрюшка Никонов — поп! Мамочка, послушай сногсшибательную новость! — Забыв об Иренсо, она со смехом кинулась в комнату матери.

Через минуту-другую Иренсо сидел в Вириной комнате и со всеми подробностями рассказывал о событиях воскресного дня.

— Андрей был очень печальный. Костя тоже печальный. Они разошлись не как друзья, — закончил свой рассказ Иренсо.

Но то, что заботило Иренсо, у Виры вызывало смех.

— Воображаю, как был огорошен последователь Макаренко — Косточка! Мечтал встретить художника, а встретил попа. А Андрюшка Никонов наверняка струсил. Вот оригинал! Вот отмочил штучку на удивление всему миру!

Когда она смеялась, она была еще красивее. Сияли ее ровные, белые зубы, коричневые брови трепетали, как крылья бабочки, яркие губы вздрагивали, прямой носик с изящной горбинкой чуть морщился, а в глазах плескалось отчаянное веселье.

Иренсо немного обижал ее смех, и все-таки ему было невыразимо приятно смотреть на Виру в эту минуту.

— Иренсо, пошли бродить по Москве! Ну их всех к богу, этих веселогорских чудаков. Правда? Пусть уж как-нибудь сами разбираются в своей жизни. А то от дум постареешь раньше времени.

Иренсо послушно вышел в прихожую и стал одеваться.

Спускаясь с лестницы, Вира шаловливо потянулась своим лицом к его лицу. Иренсо схватил ее в объятия и, забыв обо всем на свете, крепко поцеловал в губы.

Вверху хлопнула дверь. Послышался топот бегущих ног. Вира отскочила от Иренсо, и в то же мгновение мимо них, лежа на перилах, мелькнув румяной щекой и шапкой с одним вздыбленным ухом, съехал мальчишка.

Вира и Иренсо вышли на улицу. Он был взволнован, она чувствовала себя так, словно ничего и не случилось. Иренсо бережно взял Виру под руку и, приноравливаясь к ее шагу, повел по тротуару, опуская глаза под любопытными взглядами прохожих.

— Знаешь, Иренсо, твой Петр говорил мне, что ты поведешь за собой народ Уганды. Это правда?

— Кто же может это знать, Вира? Я буду со своим народом всегда, а смогу руководить им или нет, не знаю.

— Значит, может это и не случиться? — сказала Вира, и в ее голосе послышалось разочарование.

— Может и не случиться.

Они подошли к кинотеатру и взяли билеты на ближайший сеанс. В полумраке зрительного зала Вира положила свою руку на руку Иренсо. Он прижался своим плечом к ее плечу.

Назавтра, в двенадцать часов дня, домашняя работница Тоня с трудом разбудила Виру. Потягиваясь и зевая, Вира долго ходила по дому в ночной рубашке. Завтракать она села неумытая и непричесанная.

До вечера проскучала, валяясь на диване с книжкой в руках, глядя поверх ее страничек. Возможно, что так уныло прошел бы и весь день, но, к счастью, под вечер забежала Надя Молчанова.

— Шла мимо и решила навестить тебя, Вира! Как живешь? Что слышно о друзьях-товарищах? — громким, жизнерадостным голосом сказала Надя, не отходя от двери.

Вира обрадовалась Наде, бросилась ей на шею, взяла за руку, повела в комнату. Девушки сели на диван.