Валентин Крючков - На крутом переломе

— Очень жаль, но это так. Поэтому мы вас и попросили приехать сюда, Семен Антонович, — ответил Никаноров, — чтоб объективно разобраться по существу этой драки.

Поочередно прочитав наспех состряпанный протокол допроса, потом выслушав Любу Кудрину и Александра Журкина, оба, Бурапов и Никаноров, поняли, что все обстоит иначе, чем представил им положение дел ответственный дежурный Петр Васильевич. Он попросту пошел на поводу у своей знакомой.

— Ну, дорогие мои, вы не того забрали! Где Борис Никаноров? — резко повысив голос, спросил Бурапов старшего.

— Его уже отправили в отделение милиции. Теперь его не выпустят до утра.

— Мы вас накажем! За дискредитацию ДНД. Неужели вам было трудно в партком позвонить, или связаться с директором завода? — возмущался Бурапов. — Такая безответственность!

— Но ведь шесть человек свидетелей? — пытался защититься Петр Васильевич.

— Какие это свидетели — это соучастники! — воскликнул Журкин. — Они хотя и девушки, но даже не сделали попытки остановить своих распоясавшихся дружков. Видите, что эти дружки со мной сделали? Время прошло — теперь все синяки наружу выступили. А я ведь на работе находился! И мне не поверили. Этого я так не оставлю. Напишу, как было, все! Без прикрас. Без утайки.

— Это, конечно, ваше право. Но мы со своей стороны строго накажем товарищей, не дожидаясь вашей статьи, — сказал Бурапов, посмотрел на Никанорова и спросил: — А что мы сейчас предпримем? В милиции, без указания начальника, никто Бориса не отпустит. Придется, видимо, ждать утра.

Никаноров молча согласился, думая, что выше головы не прыгнешь.

Стали расходиться.

Около двенадцати часов ночи позвонил тренер Бориса. Никаноров подробно рассказал ему все, что теперь самому было известно не понаслышке, и попросил срочно вмешаться в эту историю.

Всю ночь Никаноров ворочался с боку на бок, то ему было душно, то холодно, то укрывался одеялом, то сбрасывал его, а в четыре утра он уже лежал с открытыми глазами.

Борис появился дома на третий день.

Однажды, это было в марте, Кудрин приехал в сад, чтобы протопить дачу, привезти на санках из незамерзающего родника воды для чая и покататься на лыжах. Весна еще только-только начала обозначаться: ближе к полудню набирало силу солнце и сосульки, появившиеся с южной стороны дома, тихо плавились и с треском падали, а к вечеру снова холодало, отчаянно хрустел снег под ногами, но все равно пахло весной.

Кудрин вышел из дома, где он растапливал печку, чтобы высыпать золу в бочку и тут его окликнул сторож:

— Роман Андреич! Привет! Покалякай со мной минутку. — В неизменной кроличьей шапке, на широких лесных лыжах, он остановился возле калитки и закурил.

Кудрин знал, что сторож захотел, как всегда, поделиться с ним какими-то новостями. Высыпав золу, неповоротливо подошел, крепко пожал руку.

— Как жив-здоров, Петр Иваныч?

— Ничего, ноги еще носят. А ты, Роман Андреич, ничего не заметил?

— Где?

— В доме?

— Нет. Как было, так все на своих местах и осталось.

— А наверху?

— Наверху не был. Там холодно. Надо посмотреть. А что? В чем дело? — поинтересовался Кудрин.

Сторож сплюнул табачинки, попавшиеся на язык, потом затянулся с наслаждением, неторопливо, словно не курил давным-давно, выпустил, рассеивая, струю дыма и, показывая на соседнюю дачу, сказал:

— Вчера двое, мужчина и женщина, брали у них лестницу.

— Ну и что?

— А то! К вашему крыльцу ставили и наверх по ней к вам , — выделив последнее слово, пояснял сторож. — Я их увидал, да поздно. Когда они уже слезали. Я на том порядке был. Пока подошел — их и след простыл. Но они меня заметили. С испугу лестницу прямо на дороге бросили.

— А я иду, — начал делиться Кудрин своим впечатлением, — гляжу: лестница. Кто ее, думаю, на дорогу бросил. Может, опять кто по дачам шастал? Открыл дверь. Все как положено. Внизу у меня, в комнате, на кухне, в сенях — как неделю назад: ничего не тронуто. Даже полбутылки водки.

— Им не до водки! — сторож усмехнулся. — А что поделаешь? Природа — она такая. Свое возьмет. Скажу больше: они каждую среду приезжают. Ну я и подумал: может, сын твой с какой-то девахой? А, может, и дочь? Она у тебя девка ой видная! Точно не знаю, кто. Издали видел, а вблизи не пришлось. И все же, по-моему, кто-то из твоих. А ты попробуй, нагрянь в среду. Сам. С утра. Наверняка выследишь.

— Долго не просидишь. Выслеживать-то. Топить надо.