Александр Сердюк - Порог дома твоего

— Ищи тропу! — Мухтар снова ткнул в спину холодным дулом маузера. Ризали вздрогнул и тут же услышал: — Стрелять не стану, не вздрагивай. Предашь — я тебя по-тихому, ножичком…

«Я вас тоже могу по-тихому, — неожиданно сообразил Ризали, вспомнив об отвесной скале близ границы. — Так и быть, вместе свалимся в пропасть. И все — насмерть».

Долго ничего не подозревая, нарушители брели следом за Ризали. Светлело. Выкатилась луна, зажглись звезды. Порою не верилось, что это явь. Слишком мирно, буднично, обыкновенно выглядело все вокруг. И луна казалась такой обычной — как вчера или позавчера. Или даже в далеком детстве. Да, очень далеко оно, очень. Много десятков лет прожито. Неужели эта ночь окажется последней? Там, под скалой…

Но до скалы дойти не удалось — Мухтар слишком хорошо знал эти места.

— Возьми правее, осел! — зашипел он на Габаидзе. — Что, тебе опротивела жизнь?.. Лично мне она все еще нравится…

К рассвету поднялись на Самкенаро — высоту Ледяная. Вершина ее остроконечная, в сплошных кустарниках, труднопроходимая. Граница хоть и рядом, но придется рубить кусты. Залезли поглубже в заросли, Мухтар распорядился:

— Привал до вечера. Границу перейдем в темноте.

Он вынул из-за пояса бебути — финский нож — и срезал на подстилку несколько еловых веток. Ризали приказал связать, чтоб снова не драпанул. Посматривал на него из-под насупленных бровей и ехидно посмеивался.

— В Турцию пойдешь?

— Зачем мне в Турцию? — огрызнулся Ризали. — Чего там не видел? Таких бандитов, как вы?

— Ну, ты мели, да знай меру. Тебе же лучшего желаю.

— Мне и здесь хорошо.

— Здесь тебя не оставлю… Живым, конечно. Или в Турцию, или в землю. Выбирай…

— Оставишь.

— А для чего? Чтоб потом над Мухтаром смеялся? Нет, уж лучше я над тобой посмеюсь. И над твоими мадзиебели. Искатели! Черта с два найдут они Мухтара!

Смелость — как родник. Ей стоит лишь пробиться — и тогда уже ничем ее не остановишь.

Ризали покачал головой.

— Рано запел, любезный. Ты еще на моей земле.

— Я уже у границы! Здесь — рукой подать. Пусть только стемнеет. А вот ты… ты обмозгуй свое положение. Или с нами, или оставим тебя здесь червей кормить. Мы даже не станем свои бебути твоей кровью пачкать.

Вечером, перед тем как начать продираться сквозь заросли Самкенаро, они привязали Габаидзе к самому высокому и крепкому кусту. Токи — веревки — у них было много, и они не экономили ее.

— Меня ты не кляни, сам виноват, — сказал Мухтар на прощание. — Не захотел жить — страшной смертью умрешь. Тебя здесь не найдут, ты подохнешь от голода и жажды. Или медведи сожрут.

Бандиты ушли, даже не оглянувшись.

Ризали стоял, словно зажатый в тиски. На нем так затянули веревку, что ни пошевелиться, ни вздохнуть. Сердце билось гулко и часто. Он понимал, что сюда действительно никто не придет, кроме медведя или волка, и что спасти его может теперь только чудо. Чудес же на свете не бывает. Значит, конец? Обидно. Очень обидно. Главное — никто не узнает правды. Пропал Габаидзе без вести, как солдат на войне. И дома, в селе, и пограничники, особенно этот офицер, ничего хорошего о нем не подумают. Вот так смерть… Вот так конец…

А почему, собственно, конец? Почему его надо ждать, а не бороться за жизнь? Неужели так-таки и нет выхода? Веревку ему не развязать — это ясно. Но куст? Возможно, он не так уж и крепок. Возможно, Ризали сумеет обломать его ветки. Руки связаны, ими ничего не сделаешь, но если раскачиваться… Вправо — влево, вправо — влево…

Да, да, надо раскачиваться, а заодно и расшатывать куст. Корни у него, конечно, глубокие, сильные, ими он цепко держится за землю, выдернуть нелегко. Но разве и сам Габаидзе не так же крепко врос в эту новую жизнь, чтобы его можно было легко выдернуть из нее?..

— Ау-у! — крикнул человек в ущелье, и окрест расплескалось эхо.

Человек кого-то искал. Ему трудно было подниматься по взметнувшемуся к небу склону, он хватался за ребра корневищ, за острые зубья скалы, упирался локтями и коленями в замшелые неподвижные камни. Он был упрям, этот человек. И еще — сильный, пожалуй.

Тот, кого он искал, был недалеко, они оба еще не видели друг друга. С разных сторон почти одновременно взобрались они на крошечную площадку. Молча выпрямились. Раскинули руки. Обнялись. Закачались рядом черная чалма и зеленая фуражка.

— Юсуп, жив?

— Жив, хотя и не совсем здоров… Нога, понимаешь… А ты, Вахтанг? Зачем так долго не приезжал?