— Я, по правде сказать, думал, к ноябрьским праздникам прогоним немцев, — сказал Миша. — Не придется, видно, праздновать.
— А почему бы и нет! — задорно воскликнула Таня. — Отпразднуем, да еще как! Соберем молодежь, споем и потанцуем. Или, ребята, нам и это «ферботен»?
Утром Миша встал с беспокойной мыслью: удастся ли Танина затея?
В миске дымилась картошка, ржаной пирог лежал прикрытый полотенцем, чтоб не остыл. Только сели за стол, с порога раздался басовитый возглас:
— С праздником!
— И тебя с праздником, Саша!
Немков положил на стол пирожок с яблочной начинкой, вынул из кармана тужурки бутылку, тряпицей перевязанную у горлышка.
— Попробуйте наливочки. Родительница прислала.
Разлили по кружкам, чокнулись:
— За Родину!
— За победу!
— За сыновей, Нина Павловна!..
— И вы уже встали? Сегодня не спится. — В нарядном белом платье с синей каймой по подолу, в накинутом на плечи платке у дверей стояла Таня. Лицо ее освещала особенная, «Танина» улыбка. — Здравствуйте! И всех с праздником! — Она выпростала из-под платка тарелку с ватрушкой.
Нина Павловна шутливо взмолилась:
— О господи! Совсем задарили…
— Мир вам — и я к вам! — поздоровался вошедший Василий Федорович, чисто побритый, одетый по-праздничному. — Пришел порадовать: в столице состоялось торжественное заседание. Павел Афанасьевич передал…
Нина Павловна сложила ладони на груди:
— Как это хорошо! Миша!..
— Что? Моя правда! — крикнул Миша, хотя с ним никто не спорил. — Вот увидите: и парад был!..
Зашла «на минутку» и Мария Михайловна, тоже порадовалась новости. Спаянные одними мыслями, одним делом, одной тайной, они тянулись друг к другу. За чаем обсудили Танино предложение: несмотря ни на какие «ферботен», день Октябрьской революции отметить торжественно.
Сразу же начались хлопоты. Клава — племянница Матроса — пообещала было достать ламповое стекло, но Матросиха наотрез отказалась: «Стеклышко теперь ни за какие денежки не сыщешь…»
А где раздобыть керосин? В немногих избах горели лампы, больше сидели с лучиной. Миша обошел дружков — по пузыречку, по лампадничку набрал половину снарядной гильзы.
Часу в четвертом парни под полами тужурок натаскали полешек.
Теперь спички… Тоже редкость в селе. Хозяйки в золе держали тлеющие угольки. Растапливали печи одним огоньком, от избы к избе осторожно переносили его. Оберегая от ветра, принесли и в сельсовет горящую лучину.
Весело затрещали поленья в печке, отбрасывая блики на вымытый пол.
Татьяна принесла-таки большую лампу, зажгла, подвесила на крючок. Ярко-оранжевый круг заиграл на дощатом потолке. Стало тепло и уютно.
Веселье разгоралось, как разгорается костер, — не сразу. В углу Миша на мандолине и Немков на гитаре играли по заказу девушек; те стояли перед ними в обнимку и пели песню за песней. По шутке, по песне стосковались!
— Ну-ка, Клавочка, частушечку, — подмигнул Саша. Девушка с мальчишескими ухватками озорновато взглянула на подруг, подмигнула:
Мой миленок — комсомолец.
Он находится в лесу.
Я тихонько от фашистов
Ему весточку снесу.
Музыканты с задором проиграли повтор. Глаза у Миши совсем пропали в щелочках — от счастья, от лукавства.
Все фашистские солдаты
На свиней похожие,
А уж наши-то ребята —
До чего пригожие!
Немков с напускным форсом приосанился.
— Уж ты-то, Санька, медведь медведем, — подтрунивали девчата. — Черный, глаза раскосые.
— Ну, ежели я не парень, так вы, девки, зарылись, — отшутился первый гитарист в селе.
— Танцуем вальс! — предложила Клава.
После танца Немков поднялся:
— А теперь послушаем, что скажет нам Таня…
Таня встала под лампу. Свет лампы позолотил пышные, волнистые волосы. Она говорила резковато и в то же время певуче:
— Друзья! Не так мы раньше собирались, правда? Кто пришел на наш огонек, тому, видно, дорого родное. Многое от нас сейчас отнято. Да не все можно отнять. Как дерево ни гнети, оно все вверх растет… Что еще я хотела вам сказать? Вчера, в канун двадцать четвертой годовщины революции, в столице, как всегда, состоялось торжественное заседание…
— И парад утром был! — крикнул из угла Миша.
— Насчет парада не знаю, — улыбнулась Татьяна, — но заседание Моссовета — это верно, состоялось!..
Все захлопали в ладоши. Немков вышел на середину, задев головой лампу.
— Правильно Татьяна сказала. Мы у себя дома, и бояться нам не к лицу. Но если все-таки заглянет какая-нибудь холера — без паники, пляшите и пойте. У нас сборная — договорились? А сейчас — кадриль!..
Читать дальше