Абрам Палей: Убийство инженера Днепрова

Фантастический рассказ

Труп инженера Днепрова обнаружен был рано утром в нескольких стах метров от полотна Казанской железной дороги, на третьей версте от Москвы. Днепров был убит ударом ножа в шею и истек кровью. Орудие убийства — раскрытый перочинный нож — лежало тут же, в луже крови. В нескольких шагах от трупа был найден странный предмет: сбитое из тонких досок и покрытое снизу плотным слоем лака круглое днище, имевшее два метра в поперечнике, с грубо сколоченной из тонких досок скамьей посредине. К этому диску, повидимому, было приделано нечто в роде палатки из плотного и тоже покрытого изнутри лаком холста. Но от него оставались только клочки у самого диска, остальной холст не был найден, трава кругом была примята ногами нескольких человек.

Заработала было розыскная машина, вытребовали из города агентов с ищейкой. Но оттуда ответили, что нет никакой надобности в розыске: утром того же дня к следователю явился сосед по квартире и коллега убитого, инженер Евгеньев, и заявил, что он и есть убийца. Следователь предложил ему дать точную картину убийства и об'яснить его мотивы. Евгеньев улыбнулся, сощурил близорукие глаза под пенснэ [1] Рассказ опубликован в 1928 году, поэтому ряд слов (пенснэ, повидимому, шоффер и др.) напечатаны с соблюдением устаревших норм русского языка. (прим. OCR). и, слегка сгорбившись, уселся в любезно пододвинутое следователем кресло.

— Я расскажу вам не совсем обыкновенную историю, — произнес он немного приглушенным, как бы матовым голосом. И мне придется несколько злоупотребить вашим вниманием, потому что историю эту невозможно рассказать коротко, и она имеет государственное значение.

— Говорите, я вас слушаю, — отозвался следователь. — Я и не думаю стеснять вас временем. Только, если это вам не помешает, я буду иногда делать кой-какие заметки в блокноте.

— Это даже лучше, — все тем же глухим и вялым голосом сказал Евгеньев. — Мне много пришлось пережить за последнее время особенно нынче ночью, так что, может быть, мой рассказ будет несколько бессвязен.

— Вы знаете, — начал Евгеньев, нервным движением потрогав пенснэ, — переулки, разбросанные в районе Таганки, Землянки? Каждый из них в точности напоминает улицу где-нибудь в глубокой провинции: маленькие домики, неторопливая жизнь, старый уклад. Эти переулки живут как бы не в Москве, а в какой-нибудь Калуге, и не сейчас, а сорок лет назад.

В одном из таких переулков минувшею осенью мы сняли квартиру вместе с Днепровым. Мы оба работали на заводе электрической арматуры, и каждый из нас немало страдал от пресловутого жилищного кризиса. Один знакомый врач выехал на Кавказ на год с семьей и предложил мне занять на это время его квартиру. Это — постройка сарайного типа в глубине двора. В ней когда-то помещалась домовая прачечная, и мой знакомый, в качестве застройщика, передал ее под жилье. Там две довольно больших комнаты, ванная с безнадежно испорченной ванной и подобие кухни. Есть крохотная передняя, уборная. В этом помещении царит постоянная сырость, и оно далеко не является идеальным жильем. Но меня соблазнило отсутствие прелестей "коммунальной" квартиры, где я жил до тех пор, где было семь комнат, семь семейств, семь прислуг, четырнадцать примусов и восемнадцать детей, и где мои посетители должны были давать четыре длинных и три коротких звонка.

В поисках соквартиранта я остановился на своем сослуживце Днепрове. Мы работали вместе уже около двух лет, но я очень мало был знаком с ним: он человек — вернее (Евгеньев вздрогнул и улыбнулся, открыв на мгновение прелестные перламутровые зубы) был человек — угрюмый и замкнутый, со странностями. Сослуживцы звали его чудаком и недолюбливали. Мне он показался подходящим соседом, потому что несколько лет жизни в "коммунальной" квартире вконец расстроили мои нервы, и я больше всего тосковал по тишине и спокойствию. У Днепрова же, как мне казалось (что впоследствии и подтвердилось), не было почти никаких знакомых, он вел уединенный образ жизни, — это меня устраивало.

Днепров с радостью принял мое предложение. Его жилищные условия были не лучше моих, и он, по его словам, работал над каким-то важным изобретением.

Вот мы и устроились там, и я чувствовал как крепнут мои расстроившиеся за последнее время нервы.