Абрам Девяткин - Волхов не замерзает

Ученики входили, здоровались.

— Птиц провожали? — спросила она, кивком головы отвечая на приветствия.

— Проводили, Нина Павловна.

Учительница положила на стол руки. Руки эти были такими же, как у их матерей, — натруженными, крестьянскими. Провела ладонью по высокому, тронутому морщинами лбу, словно хотела этим движением снять утомление. Обвела учеников повеселевшим взором:

— Начнем урок? Утки и журавли улетели, да мы-то с вами остались…

Соня Потова перегнулась к учительскому столу, заговорщицки зачастила:

— Нин Пална, а нам листовку… подкин… Чес… слово!

Она проглатывала концы слов, захлебывалась от радости, что первая сообщила о секрете класса.

Тут уж все наперебой принялись рассказывать.

— Ладно, дети. После урока… Займемся чтением.

В старом учебнике гитлеровцы заставили зачеркнуть слова «советская власть», «партия», «комсомол», «пионер». Нина Павловна поэтому приносила на уроки книги из собственной библиотеки.

На этот раз читали «Бородино».

— Начинай, Граня, — сказала Нина Павловна. Отошла к окну.

На обочине тракта дыбился ствол осевшей на лафет пушки. За тесно прижавшимися, черными от осенних дождей избами, за гумнами виднелись березы и осины, еще не потерявшие пеструю листву, и желтеющий на горизонте Долгий бор… Осень. Что принесет нам осень?..

«Ведь были ж схватки боевые…» Где-то они теперь идут, боевые схватки? Когда будут брошены главные силы, о которых говорит Павел Афанасьевич?.. Кто подбросил листовку в классе? Конечно, мой…»

В конце урока очередной рассказ из русской истории.

Истории теперь нет, ее заменило церковное пение.

Ребята приготовились слушать Нину Павловну: кто подпер щеки ладонями, кто положил подбородок на кулачок, кто прижался к соседу.

Учительница сложила накрест руки, облокотилась на стол:

— У заберегов, возле кремля, зимой чернеет узкая полоска воды. И над ней легкий парок подымается. Весь Волхов помертвел, льдом его сковало, а тут шумит, переливается водица. — Нина Павловна прикрыла глаза.

Давным-давно это было… Отправились новгородцы в Византию и Данию торговать пушниной, пенькой. Ушла в поход новгородская дружина. Рыбаки подняли паруса — ушли на Ильмень. Остались в Новгороде только жены с детьми, только старые да малые.

— Как у нас…

— Как у нас… Прослышали про то степняки-разбойники. Саранчой прилетели на коротконогих гривастых конях. Чисто поле красной пылью покрылось. Солнце потемнело. Звериный посвист у самых стен городских.

Не испугались женщины-новгородки. Не бывает страха у матери, когда детям грозит смерть. Поднялись на башни, на стены кремлевские. Льют оттуда воду горячую, смолу кипящую, бросают камни на вражье войско. Много злодеев от женских рук полегло, а все ползут и ползут. Тараном ворота сшибают, топорами рубят.

Ворвались на вечевую площадь, рассыпались по улочкам. Бесчинствуют. Тащат на арбы бархат и ткани шелковые, ларцы с жемчугом и самоцветами. Полонили степняки девушек-красавиц, к седлам привязали. А детей с кремлевского берега побросали в Волхов.

Взбушевалась река от такого злодейства…

Тут вернулось войско в Новоград. Скрестились в страшном звоне мечи. Бились три дня и три ночи. Отомстили новгородцы степным ордам. И с той поры Волхов не замерзает, не дает льдам сковать его кровь новгородских младенцев…

Более семисот лет назад орды Батыя полонили русские земли. Одна Новгородчина оставалась свободной. Этим захотели воспользоваться немецкие рыцари и шведы; они решили завоевать земли Господина Великого Новгорода.

Нина Павловна смотрела ясно и строго. Голос, вначале ровный и тихий, звучал все сильнее:

— То не тучи заслонили красное солнышко, то не гром прокатился по лугам и дубравам, заглушил звон топоров, песни люда простого. Из страны разбоя пришли рыцари, в железо одетые, спесивые и жестокие. Не сдержала душегубов стража приграничная. Застонала Русь…

И детские глаза, уже видевшие ужасы войны, представили себе, как давным-давно, в глубокую старину, эти же земли обагрились кровью, как дымились сожженные села.

В голосе учительницы печаль и горечь:

— Смутно, тяжко на сердце. И не горе его сушит, а бесчестье и обида. Топчут поганые землю святую. Измываются вороги над пахарями вольными, над умельцами городскими. Многие города полегли. Только славный Новгород добрым витязем стоит. А уж корабли врага в Неву вошли, воды чистые поганят…