С третьего призваны были Азик Иоффе, тихий еврей с левитановскими глазами, бесконечно печальными, Гриша Быков, Саулов Павел, Сашка Румянцев и Казаровский, так и не успевший ликвидировать свои «хвосты». С призывного пункта возвращались они уже без привычных шикарных причесок, с голыми сизыми головами, напоминавшими недозрелый арбуз. Особо убого и жалко без смоляных цыганских кудрей выглядел Митька. Над ним потешались:
— Митя, где кудри свои оставил?
— Он их в канцелярию сдал заместо «хвостов», секретарше на память. Он к ней давно уж клин подбивал…
Митька лупил изумленно глаза:
— Это я подбивал?! Иди-ка ты знаешь куда? Это не я, а она ко мне подбивала!
— Мели, Емеля! Знаем мы вас, таких…
В новом учебном году была введена плата за обучение, за общежитие и даже за постельное белье, а стипендию стали платить только отличникам.
От платы за обучение на третьем курсе освобожден был один лишь Средзинский, как воспитанник детской колонии. Учиться он стал все хуже, несколько раз попадался на кражах.
К первому ноября за неуплату взносов за обучение были отчислены из училища четверо пермяков. В четверку попал и Еввин. Пришел в общежитие после занятий убитый. Зарубин — к нему… Выслушав Еввина, сразу же кинулся в канцелярию, а оттуда к директору с просьбой вычеркнуть Еввина из приказа… Кто за него будет платить? Как «кто»? Он сам и заплатит, Зарубин!.. Откуда он деньги возьмет? А достанет, найдет! Через неделю внесет, сразу после ноябрьских праздников…
Гапоненко долго в раздумье сосал потухшую трубку.
— Учтите, Зарубин, делаю как исключение! После праздников сразу же чтоб погасить!..
До праздников оставалась неделя. Помня, как в клубе, в кружке ИЗО они, кружковцы, под праздник нередко сшибали халтурку, Зарубин помчался по местным районным организациям.
Четверо суток подряд на пару с Еввиным расстилали они в общежитии на полу пахучий кумач, разводили в ведерке мел, и Зарубин писал, не разгибая спины, лозунги, транспаранты; успел натереть даже сухач [28] Сухач (жаргон.) — портрет, натертый сухою кистью на белой, натянутой на подрамник материи.
, так что денег хватило не только на взнос, а еще и осталось.
За неуплату того же взноса из училища был отчислен и Суржиков Тихон. Целыми днями просиживал он теперь в своем уголке на койке в позе Христа в пустыне с картины Крамского, стиснув между коленей худые прозрачные пальцы, уставясь глазами в пол. Изредка поднимал свои суздальские глаза на ребят, полные неизбывной скорби. Ребята ходили просить за него, но, узнав, что никто из просивших не может внести за студента нужную сумму, Гапоненко остался непреклонен.
Он ушел из училища тихо, словно его и не было никогда. Проснулись в одно прекрасное утро, а койка Суржикова пустая. И после никто почему-то не вспоминал тихого суздальского монашка, жившего столь незаметно, на которого старые мастера-таличане возлагали большие надежды, проча ему в искусстве своем блестящую будущность.
Накануне ноябрьских праздников в областное училище со второго и третьего курсов перевелась еще одна группа студентов, третий их курс стал на глазах усыхать. Группы по талицкому искусству продолжали объединять, а преподавателей-мастеров сокращали. В мастерские ушел Кутырин, теперь на втором и на третьем курсах уроки талицкого искусства вел один Фурначев. Ближе к весне Гапоненко вынужден был сократить даже и должность завуча.
Вскоре после ноябрьских праздников Сашку вызвал к себе директор. Сидя в вольной домашней позе на углу директорского стола, Гапоненко усадил его рядом и, пыхая трубкой, заговорил доверительно:
— Слушай сюда, Зарубин… — Он почмокал губами, словно бы что обдумывая. — Я уж давно к тебе, к кандидатуре твоей, присматриваюсь. Парень ты вроде неглупый, способный, читаешь много, как мне сообщили, Писарева, я слышал, читаешь, а до сих пор не принимаешь участия в нашей общественной жизни, уклоняешься даже от поручений… Я хотел бы узнать, почему?
Сашка дернул плечом, не понимая, куда он клонит. А Гапоненко продолжал:
— Мы в профсоюз тебя в прошлом году принимали, сделали членом профкома, а ты и носу не кажешь! Ни на одном заседании профкома не был, манкируешь… А ведь с твоими-то данными ты бы мог и руководить профкомом или быть, на худой конец, заместителем.
Помолчал, испытующе глядя на Сашку.
— Как ты сам-то на это смотришь?.. Не думал об этом, а?
Зарубин не только не думал, он просто не знал, что еще в прошлом году его удостоили чести быть членом профкома… Впрочем, чему удивляться? Гапоненко тут хозяин, он знает, куда и кого выбирать. Только в профком он не пойдет, в нем он работать не будет, потому что профком возглавляет Слипчук, кукла в руках у директора.
Читать дальше