Петр Зеленов: Социалистическое, клиническое, медицинское, культурное, музыкальное произведение. Рассказ интеллигентного хама

© Петр Зеленов, 2016

© Евгений Боровков, дизайн обложки, 2016

Корректор Ксения Ложкина

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Это время Олимпиады восьмидесятого года, золотое время для москвичей. Это время, когда рок-музыка была запрещена, но звучала в каждом окне, а на концерты отечественных рок-музыкантов, групп «Машина времени», «Воскресенье» или «Круиз» приходилось ездить в Подмосковье и назывались те концерты подпольными. Да, и ещё одно, это моё прозвище, друзья звали меня Хэнк, почему не знаю.

Ясным солнечным летним утром я проснулся в семь часов и стал собираться в сумасшедший дом, не по своей воле, конечно, а направил меня туда военный комиссариат. Я косил от армии начиная с первого же призыва, когда мне было ещё восемнадцать, и за это время подрос аж до двадцати трёх годков, но никак не мог отвязаться от этой почётной обязанности и, как говорится, достал их терпение. Я был музыкантом, но любимая страна уверяла меня в обратном и пыталась поставить под ружьё, но ничего у неё не выходило, и тогда было решено направить меня в психиатрическую больницу имени Кащенко на обследование. Закралось у большевиков сомнение в моём здравомыслии, не давало им покоя моё увлечение несерьёзной и даже, по их же мнению, вредной музыкой. Хотели они сделать из меня настоящего человека. И видимо, для этого направили на обследование.

Как сказал мой друг Серёжа, «каждый интеллигентный человек должен побывать в сумасшедшем доме». Изрёк он это на следующий день после того, как я получил направление. Мусик, так мы его звали, человек незаурядного ума, и он, конечно, был музыкант, но музыкант с большой буквы, или просто гений. Мусик привил мне любовь к классической музыке и научил понимать её, правда, ничего специально для этого он не делал, достаточно было просто с ним дружить.

– Направляют меня на обследование, будь оно не ладно, – сказал я трагическим голосом Мусику по телефону, не по мобильному конечно, тогда их ещё не было. Удивительно, правда?

– Надо это отпраздновать, – ответил мне гений. Для него, очевидно, это означало мою победу над военкоматом и что вопрос о моей службе закрыт навсегда.

– В Кащенко достаточно просто попасть, и ты автоматом негодный призывник или, скорее, непризывник, – продолжал изрекать он мудрые мысли.

Мусик старше меня лет на пятнадцать, из его уст, уст старшего товарища, всё звучало убедительно, и призыв отметить это дело тоже возымел своё действие. Отмечать поехали к детскому хирургу, нашему товарищу. Он частенько нас зазывал в гости, если мы отказывались от приглашения – шантажировал. «У меня есть коньяк, им меня задарили, его уже некуда ставить!» – кричал он в телефонную трубку, а мы всё не ехали и не ехали. Но вот случился повод, и, по утверждению Мусика, повод хороший, чтобы отметить его коньяком. На этот раз нас уговаривать не пришлось. Мы, будучи людьми интеллигентными, позвонили сами, сказали, что едем. Прихватив с собой ещё пять бутылок водки, закуски и пятерых наших друзей, мы примчались на коньяк.

Хотелось бы вот ещё что сказать: слово «закуска», проскользнувшее в моём рассказе, – это не формальность там какая-то, это не просто словцо, относиться к слову «закуска» абы как нельзя, и я уделю ему внимание.

У меня дома стояла музыкальная аппаратура рок-группы «Школа», так мы её с друзьями нарекли. Кстати сказать, неплохо всё это звучало, прямо у меня дома мы и репетировали, я играл на барабанах. В то время записи качеством не блистали, в общем, что-то шумело и рычало из магнитофонов, кто и что там поёт, разобрать было довольно трудно. Но для основной массы населения главное, чтобы были слышны роковые гитарные рифы, барабаны и соло, этакие запилы, и, в общем, что там играет, мало кого колыхало. Самым главным аргументом тогда служило особое обстоятельство – дефицит. Кстати, всё, что я перечислил из еды, кроме водки, тоже было дефицитом и нельзя было просто такую вкусняшку купить, её можно было только достать, а для этого нужны были разные добрые знакомые, заведующие магазинами, мясники и т. д., и они у нас были. Рок-музыка, особенно отечественная, тоже была большим дефицитом, и достать записи разных подпольных групп было делом непростым.

Дома мы такую рычащую кассеточку этакой дефицитной музыки быстренько и накидали, назвали группу «Ремон обави» с ударением на последние буквы, выкинув и поменяв несколько букв в словосочетании «ремонт обуви», и, хотите верьте, хотите нет, впарили таксисту за семьдесят рублей, по тем временам это большие деньги. А главное, таксисту угодили, он сказал: «Да я прекрасно знаю эту группу, очень хотел и никак не мог её достать, и вот такая удача, спасибо, пацаны» – и, выложив нам денег, вставил кассетку в магнитофон и стал наслаждаться музычкой.