Абдельхамид Бенхедуга - Избранные произведения - Рассказы

Читать я умею, но не очень хорошо — в детстве я пас коров, а в юности пахал землю. Маленькая жизнь в маленьком мирке. Вся дорога — из деревни на пастбище или в поле и обратно. Деревня, ферма, пастбище, люди, скот — все это находилось на земле мсье Леонарда, и он считал, что и люди, и скот, и земля составляют то, что называется ФЕРМОЙ.

Я понял это однажды вечером, когда жена дяди Ахмеда, жившего по соседству, собралась рожать. Здоровье у нее было слабое, и мы пошли навестить ее всей семьей: я. отец с матерью и младшие брат и сестра. Дядя Ахмед боялся, что назавтра не сможет выйти на работу — ведь не оставишь роженицу одну! — и послал меня предупредить об этом мсье Леонарда.

Было около десяти часов вечера. Мсье Леонард жил один, жены у него не было. Я постучал в дверь и сразу вошел. Мы все так делаем, никогда не ждем, пока разрешат.

Первое, что я увидел, — это задранные на стол ноги и между ними бутылку вина! Я подошел к широкому креслу, в котором развалился мсье Леонард. Лицо его было наполовину закрыто шляпой. Он недовольно спросил меня:

— Ты почему до сих пор не спишь? Как будешь завтра с коровами управляться?

— Там роды, и мы ходили…

Он не дал мне договорить и спросил как-то удивленно и радостно, выпрямляясь в кресле:

— Роды сегодня ночью?

— Да.

— Твой отец сейчас у нее?

— Мы все ходили туда.

— Я тоже пойду, — заявил месье Леонард, вставая. — Ну-ка, возьми вот это… — Он указал на скатерть, лежавшую в старом, без дверей шкафу. Затем повернулся ко мне и спросил: — Кто родился?

— Она еще не родила.

— А… еще не родила. А как она сейчас?

— Я не видел.

— Как это не видел? — сердито переспросил он. — Ты же сказал, что вы все туда ходили?!

— У нее в комнате была только мама, а мы все были в другой.

— В какой?

— У мужчин.

Наш разговор шел по двум линиям, отдалявшимся одна от другой все больше и больше. По правде говоря. я очень удивился, с чего' это вдруг мсье Леонард так интересуется женой дяди Ахмеда и почему мои ответы. простые и ясные, сбивают его с толку. И тут, видно, у него мелькнула догадка.

— Кто же рожает? Разве не корова?

Не в силах скрыть изумление, я, улыбаясь, ответил:

— Да нет. Жена дяди Ахмеда.

В припадке безудержного смеха он рухнул в кресло. Смеялся он беззвучно, только его живот раздувался и трясся.

— Я пришел сказать… Дядя Ахмед послал меня… — начал было я.

— Чего он хочет для своей коровы — масла или муки?

— Он думает, что завтра не сможет выйти на работу. Уж очень плохо его жене.

Голосом, полным гнева, мсье Леонард произнес:

— Мне нужны на ферме работники, а не грудные младенцы.

Он встал с кресла, сделал несколько шагов, затем сказал, глядя на дверь:

— Завтра же установлю на ферме правило, ограничивающее рождаемость, иначе ребятни здесь будет больше, чем кур.

Сделав еще несколько энергичных шагов, словно пытаясь утвердить за собой это право, он вернулся к столу, на котором стояла бутылка вина, наполнил стакан и залпом выпил его. Затем взглянул на меня и развел руками:

— Твой дядя Ахмед только и умеет, что плодить детей. У меня. например, вообще нет детей, а у него что ни год новый появляется!

Я был еще мал и не стал размышлять над словами мсье Леонарда, а он снова сел в кресло, вылил в стакан все, что оставалось в бутылке, и сказал:

— Я один отвечаю за ферму, за детей и за кур, за женщин и за коров, за мужчин и за мулов — за все. А ферма сейчас под угрозой.

В самом деле, все мы — лнцщ, скот, земля — составляли то, что называется ФЕРМОЙ, а ФЕРМА — это мсье Леонард. Он без конца говорил об этом. Мы, дети, вообще не чувствовали разницы между мсье Леонардом и фермой. Представить его мы могли только на ферме а ферму — только с его широкополой шляпой.

Я, мой отец, соседские дети, их отцы, скот… Это мсье Леонард думал о нашей жизни, о том, что нам надо есть и пить, как нам надо работать. А мы не думали ни о чем. Если он уезжал, мы ждали, когда он вернется, если спал, ждали, когда проснется, если напивался, ждали, когда протрезвеет. Мы ждали его приказа, чтобы тотчас же его выполнить. Он жил, а мы ждали…

Годы, прошедшие с тех пор, наложили свою печать на ферму, на ее жителей. Повзрослели дети, поседели взрослые, умерли старики… Народились новые животные, подохли старые, выросли новые деревья… Но не изменились две вещи: земля и мсье Леонард. Земля осталась такой же, какой и была. и мсье Леонард с его шляпой, пьянством и холостяцкой жизнью тоже. Он не умер и не поседел, словно годы не коснулись его. Таким, во всяком случае, мы, жители фермы, его видели, так о нем думали.