Василий Седугин - Призвание Рюрика. Посадник Вадим против Князя-Сокола

Масленица, по обычаю, начиналась с воскресенья. Первыми изгнание ненавистной зимы-Мораны начинали дети, которые вставали с проблесками утренней зори, высыпали на улицу и принимались строить снежные горки. Наиболее бойкие из них, выучив со слов своей бабки стародавний причет к боярыне Масленице, кричали на всю округу:

– Душа ль ты моя Масленица, перепелиные косточки, медовые твои уста, сладкая твоя речь! Приезжай к нам в гости на широк двор на горах покататься, в блинах поваляться, сердцем потешиться. Уж ты ль, моя Масленица, касаточка, ласточка, ты же моя перепелочка! Прибывай в тесовый дом душой потешиться, умом повеселиться, речью насладиться!

В ту долгую зиму Вадим почти никуда не выходил, а все время проводил с отцом в кузнице. Работы подвалило невпроворот: кому подкову изготовить да коня подковать, кому лемех или сошник выделать, а другие хотели получить изделия по мелочи: ножи, стамески, долота, шкворни, штыри… Работа силовая, все больше молотом колотить да клещами тяжести тащить, ухайдакаешься за день так, что не только пойти на гулянье, а как добраться до дома силы бы нашлись.

Но вот, вволю отоспавшись, вышел он в первый день масленичного гулянья на улицу. Погода выдалась под стать празднику, на чисто-голубом небе ярко светило солнышко, ослепительно блестел снег, легкий морозец сковал проталины. Вадим удовлетворенно щурился, с наслаждением глотал прохладный свежий воздух. Не верилось, что целых две недели будет свободен от работы, что можно, не спрашивая разрешения у отца, пойти куда захочется. От всего этого – и от наступившего праздника, и от морозного утра, и от нежданно свалившейся свободы – у него легонько кружилась голова.

Увидел кучкой стоявших друзей, направился к ним. Подойдя поближе, удивился, какими они стали маленькими и хиленькими. И что с ними такое стряслось?

Друзья повернули к нему головы, послышались удивленные возгласы:

– Это Вадим, что ли, идет?

– Да его не узнать! Во вымахал!

– За зиму такой здоровенный стал!

Смущаясь, Вадим протягивал тяжелую руку с толстыми негнущимися пальцами, боясь пожать худенькие, тонкие ладони сверстников. Пробасил:

– Здорово, братцы. Ну что, на санках пойдем кататься?

– Какое катание? Да ты санки-то раздавишь, медведь такой!

Вадим огляделся, удивленно хмыкнул:

– И правда, ваши санки мне не подходят. Не умещусь в них!

– Новые покупай.

Рядом мужичок, у него санки на любой вкус.

– Сколько просишь? – обратился к нему Вадим.

– Зря, наверно, торгуешься! Монеты нужны!

– Скуем! Дело нехитрое, – улыбнулся Вадим. – Я же кузнец!

– Ну коли так, по две ногаты [1]штука. Выбирай!

Вадим сунул мужичишке мелочь, ухватился за веревочку, которая была привязана к санкам.

– А теперь на берег Волхова!

Всей ватагой двинулись вдоль улицы. А из изб румяные, с утра хмельные молодушки зазывали:

– Зайдите, съешьте по блинчику, со сметаной, маслицем и медом!

– Блинчик круглый, что солнышко! Поторопите светило, чтобы прогнало стужу постылую!

Мимо промчались сани с разнаряженными цветными лентами конями и развеселыми седоками, начавшими праздновать с самого утра:

– Гей, честной народ, освободи дорогу! Семья Вавулы гуляет!

На берегу Волхова столпотворение, высыпала, кажется, вся молодежь Новгорода. С криками восторга, визгом и смехом скатываются с высокой кручи на речной простор, покрытый льдом и снегом. Вадим пристроился на санках, оттолкнулся ногами:

– Помчались, милые!

Навстречу упругий морозный ветер, колючая снежная пыль, а санки несутся так быстро, что дух захватывает. Кто-то поднимался на гору, оказался на пути.

– Эй-эй-эй! – только и успел крикнуть Вадим, как врезался в санки, послышался треск, перед глазами закружилось, завертелось, глаза закрыла белая муть.

Встал, стер с лица снежную пелену, огляделся. На него смотрели испуганные девичьи глаза, пухлые губки шевелились, он услышал робкий голосок:

– Ух, страху нагнал, медведь неуклюжий…