Борис Изюмский - Девять лет

— Если будешь встречаться с ним — я уйду из дому.

И она смирилась, посвятила остаток своих лет сыну, потом нянчила его Вовку и так умерла, отказавшись от личной жизни. Что же — именно это классический образец материнской жертвенности? А уйди он из дому, и женщину обвинили бы в том, что она «поступилась сыном».

И разве не фарисейство — соблюдение в семье только видимости благополучия? Когда не любят друг друга, но боятся пойти наперекор волне, боятся нервотрепки, вмешательства посторонних, боятся утратить свое общественное положение и ханжествуют, ханжествуют.

Володя — почти взрослый человек… Он, конечно, уже чувствует фальшь отношений в семье. И для него самого лучше — честный исход.

Чем больше обо всем этом думал Куприянов, тем решительней было его решение поступить, как велят совесть и чувство.

Он вошел в столовую, когда Таня что-то старательно шила на швейной машине.

— Давай честно поговорим…

Она посмотрела испуганно.

— Я никогда тебя не обманывал… И сейчас не хочу… Мы не должны жить вместе.

Она поднялась, в глазах ее был ужас.

— Почему?

— Я не люблю тебя.

— Неправда! Ты этого не сказал, неправда!

Он с трудом произнес:

— Это правда.

Тогда она уронила голову на стол и разрыдалась. Горе ее было столь велико, что у Куприянова сдавило горло.

— Я не хотел оскорбить или обидеть тебя…

Она вскочила, светлые волосы ее разметались, глаза смотрели с ненавистью.

— Я знаю — ты с кем-то встречаешься… Я вас выведу на чистую воду!

Он хотел сразу рассказать о Леокадии, о том, что произошло, но сейчас понял: делать этого нельзя.

— Кто она?! — кричала Таня.

— Я буду жить один, — ответил Куприянов и, одевшись, ушел.

Он действительно решил до развода жить в больнице, чтобы не навлечь бед на голову Леокадии.

Пусть все обрушится на него. Он вынесет.

Дверь в учительскую то и дело приоткрывается, и тогда приглушенная волна детских голосов накатывается прибоем. Началась большая перемена, и учительская полна — в коридоре только дежурные.

За то время, что Леокадия работала в школе, она присмотрелась к своим товарищам и многое о них узнала.

Она видела их недостатки, противоречивость характеров. Но главным для нее оставалось все же то, что почти все они любили свою работу, детей, с готовностью помогали ей, новичку, не были в школе людьми случайными, по недоразумению попавшими сюда.

Вон в мягком кресле под стенгазетой сидит, тяжело отдуваясь и дымя папиросой, преподаватель географии Аким Степанович. Он явно запенсионного возраста, а внешне похож на огромный рыболовный поплавок — широкий посередине и заострившийся книзу и кверху. И при ходьбе раскачивается, как поплавок.

Аким Степанович — редкостный знаток истории, литературы, астрономии, минералогии, охотно делится своими книгами, коллекциями. Правда, на уроках у Акима Степановича сущий ералаш, и Юрасовой приходилось не раз журить ребят. Но все же было ясно, что они любят географа за его доброту, знания и за то еще, что он совсем одинок — лет двадцать назад умерла его жена, и он так и не женился. Эта верность вызывала сочувствие многих, в том числе и детей, и если они шалили, то незлобиво, просто используя слабости учителя.

Как-то Аким Степанович сказал Юрасовой:

— Любовь, деточка, это — талант, данный природой…

Чудесный старик!

А о его жизненной истории Леокадии поведала по секрету говорливая преподавательница литературы Полина Семеновна. Ей лет под сорок. Она прекрасно сложена, модно одета, очень обходительна, знает свой предмет, но… всеми правдами и кривдами увиливает от общественных поручений, собраний, отговариваясь неизменным: «Далеко живу».

Леокадии стоило немалых усилий привлечь ее к делам своего класса — провести конференцию, викторину, — но она не отступала от Полины Семеновны, и потом они вместе радовались. Сейчас Полина Семеновна звонит по телефону, отдает распоряжения мужу, что и где купить, а сама опасливо косится на завуча — Аркадия Владимировича — не придумал бы непредвиденных объявлений.

У Аркадия Владимировича правильные черты лица, очень белая кожа, артистичность жестов и голоса. Широченные роговые очки он часто движением носа то приподнимает, то опускает. Аркадий Владимирович курит не затягиваясь, старательно рассеивая ладонью дым. И это кажется тоже театральным.

Он всего на четыре года старше Леокадии, однако завуч образцовый, прирожденный: все помнит, все знает, умен, тактичен, но если надо — умеет потребовать. Его советы по методике уроков точны и полезны.