Борис Изюмский - Девять лет

— Ну что вы, что вы, миссис Чаругина, — смутился он. — Я, возможно, и заблуждаюсь…»

Валентина Ивановна умолкла, словно припоминая какие-то ускользнувшие детали этого разговора.

— И знаете, Григорий Захарович, на этом званом вечере передо мной во всей узости открылся мирок английских коллег… Удобные кресла, камин, бизнес, приносящий автомашину и домик. А дальше? Дальше? Понимаете, нет взлета… Какая-то приземленность. Нет бескорыстного горения нашего Панарина или того же Нагибова, нет способности трудиться, забыв о времени, о себе, а есть… служба как часть бизнеса. Только б сохранить место у камина. Мы тоже за комфорт, но сводить все дело к этому…

В наши планы они и верят и не верят. Я спросила мистера Фога: «А почему вы так заинтересованы в нашем цехе дистилляции?»

Он ответил довольно откровенно: «Да ведь колонии мы утратили, через несколько лет и вовсе не будем получать кокосовое масло. И тогда придется просить у вас синтетический кокос. Бизнесмену надо глядеть вперед хотя бы на тридцать лет».

— А, шельма! — довольно захохотал Альзин. — Понимает, что именно в Пятиморске придется заимствовать новую технологию.

Зазвонил телефон. Альзин поднял трубку.

— Да?

И со сдержанной яростью:

— ХТЗ прислал рекламацию на литейный крепитель. Узнайте, кто отправлял, и накажите. Строжайшим образом! За подрыв заводской марки…

Каждый раз, когда Леокадии приходилось теперь бывать на комбинате, ее охватывало чувство, какое испытывает человек при встрече с чем-то дорогим и близким.

У ворот — «Комсомольский прожектор». На красном полотнище — призыв «Большой химии — широкий шаг!».

Выкупанные водой из шланга, посвежевшие тополя радостно устремились к чистому голубому небу. Поголовье мотоциклетного табуна у проходной по крайней мере утроилось.

Леокадия и Вера миновали заводской фруктовый сад, серую гофрированную стену градирни.

Из приоткрытой двери цеха алкилоламидов потянуло мягким мандариновым запахом.

А вон напротив вынесена для большей безопасности на открытый воздух установка гидрирования.

В цехе Лешка замедлила шаг, проходя мимо аппарата, на котором когда-то работала.

Бывало, высунешься в летнюю пору из окна — и слышишь, как в степном поднебесье заливается жаворонок. А в самом цехе хитрюги воробьи наловчились садиться только на холодные трубы.

Она перевела взгляд за окно: там теперь высится многоэтажный корпус научно-исследовательского института с его лабораториями, конструкторским бюро, технической библиотекой.

Вера потащила подругу в цех дистилляции. Ух, сколько же сил они потратили на него в свое время! Стась здесь буквально ночевал. Лешка постояла у пульта управления, контролирующего температуру, режимы, уровни. И, конечно же, не замедлил появиться Панарин. Тощий, с длинной шеей, с неизменным хохолком на голове.

Ему так хочется услышать подтверждение, что Лешка невольно говорит:

— Тянет…

— Ну, вот видишь. Ты же прирожденный химик! Переходи на опытные установки.

«Милый Стась, каково-то тебе переносить мое богоотступничество!»

— Спасибо, Стась, — отвечает она уклончиво.

Право же, такому фанатику невозможно сказать, что в действительности она ни на минуту не жалеет о выбранном пути!

Когда Юрасова вошла в кабинет Альзина, Григорий Захарович тоже обрадованно спросил со своей всегдашней хрипотцой:

— Все-таки тянет?

Как им всем хочется, чтобы ее тянуло! И Григорий Захарович, видно, еще надеялся на ее возвращение в «производственное лоно». Поэтому, как всегда увлеченно, стал расписывать, что они делают сейчас:

— Ставим на участки счетно-вычислительные машины. В дифенильной котельной — полное программирование работы.

— Григорий Захарович, — вкрадчиво начала она, — наши учителя просят вас энергичнее помочь школе… Кое-что делается, но этого мало. И на сессии горсовета говорили…

Альзин, словно очнувшись, посмотрел на Леокадию, хотел сдержать смех — крылья ноздрей задрожали, — но не сумел, рассмеялся.

— Даром старался!

Он ладонью потер макушку.

— Нет, нет, совсем не даром, — страстно возразила Леокадия. — Большой химии понадобятся большие люди… И много их…

Она стала рассказывать о школьном кабинете химии, кружке, о планах, о том, как помогает им Виктор Нагибов.

— Но это только начало… Самое начало…

Альзин слушал молча, наконец сказал задумчиво:

— Кто его знает… Может быть, и правильно, Леокадия Алексеевна, что вы именно там…