Эрих Ремарк - Время жить и время умирать [litres]

– У нас с тобой по-другому. Нам незачем притворяться друг перед другом. Это уже много. И завтра вечером мы пойдем в самый светлый городской ресторан, поужинаем, выпьем вина и на один вечер забудем все это окаянное существование!

Она посмотрела на него:

– Так тоже надо?

– Да. Тоже. Надень самое светлое платье, какое у тебя есть.

– Ладно. Приходи в восемь.

Он вдруг почувствовал на лице ее волосы, потом губы. Словно быстрый порыв ветра – и она исчезла в парадном, прежде чем он успел хоть что-то понять. Нащупал бутылку в кармане. Пустая. Он поставил ее возле соседнего дома. Вот и еще один день миновал, подумал он. Хорошо, что Ройтер и Фельдман не видят меня сейчас! Что бы они сказали!

– Ну ладно, парни, признаю ́ сь, – сказал Бёттхер. – Переспал я с хозяйкой. А что было делать? Что-то ведь надо было делать! Для чего иначе отпуск-то? Прикажете возвращаться на фронт этаким телком?

Сидя возле койки Фельдмана, он пил кофе из крышки от котелка, а ноги держал в ведре с холодной водой. С тех пор как разбил велосипед, натер мозоли.

– А ты как? – спросил он Гребера. – Чем сегодня занимался? Ходил утром по инстанциям?

– Нет.

– Нет?

– Дрых он, – объяснил Фельдман. – До сегодняшнего полудня. Пушками не разбудишь. Впервые показал, что с мозгами у него полный порядок.

Бёттхер вытащил ноги из воды, осмотрел подошвы. Сплошь в больших белых пузырях.

– Вы только гляньте! Я же здоровый, крепкий мужик, а ноги чувствительные, как у младенца. Всю жизнь так. Не грубеют они. Чего я только не пробовал. И ведь сызнова пора в дорогу.

– Зачем? Куда торопиться-то? – сказал Фельдман. – У тебя ж хозяйка есть.

– Эх, старичок, ну что хозяйка! Хозяйка тут ни при чем. Вдобавок она оказалась огромным разочарованием.

– Когда с фронта приезжаешь, на первый раз всегда разочарование. Каждый знает.

– Да я не о том, приятель. Насчет этого грех жаловаться, и все-таки не то.

– Нельзя же требовать все сразу, – заметил Фельдман. – Женщине тоже сперва привыкнуть надо.

– Ты так и не понял. Она очень даже ничего, только вот душевное у нас не клеилось. Слушай! Лежим мы, стало быть, в постели, дело идет, и вдруг я в жару схватки забываюсь и называю ее Альмой. А ее-то Луизой звать. Альма – это моя жена, понимаешь?..

– Понимаю.

– Это была катастрофа, приятель.

– Так тебе и надо, – неожиданно резко бросил Бёттхеру один из картежников. – Поделом тебе, козлу, за супружескую измену! Надеюсь, она тебя с треском вышвырнула!

– Супружеская измена? – Бёттхер думать забыл про свои ноги. – Кто тут толкует про супружескую измену?

– Ты! Все время! Или ты вдобавок еще и дурак? – Картежник был маленький, голова яйцом. И злобно смотрел на Бёттхера.

Бёттхер пришел в негодование.

– Нет, вы слыхали этакую белиберду? – спросил он, глядя по сторонам. – Единственный, кто тут рассуждает про супружескую измену, это ты! Вот чепуха-то! Супружескую измену, дурень, я бы совершил, если б жена моя была здесь, а я бы спал с другой! Но жены тут нет, в том-то и дело! Какая же тут супружеская измена? Будь жена здесь, я бы с хозяйкой не спал!

– Не слушай ты его, – сказал Фельдман. – Завидует он, вот и все. А что случилось потом, после того как ты назвал ее Луизой?

– Да не Луизой. Она и есть Луиза. Я ее Альмой назвал.

– Ладно, стало быть, Альмой. Так что было-то?

– Что было? Ты не поверишь, приятель! Вместо того чтоб посмеяться или учинить скандал, что она делает? Начинает рыдать. Слезы, как у крокодила, представляешь? Толстухам нельзя реветь, приятель…

Ройтер закашлялся, закрыл книгу и с интересом взглянул на Бёттхера:

– Почему нельзя?

– Не к лицу им это. Не подходит к ихней солидности. Толстухам смеяться надо.

– А твоя Альма засмеялась бы, если б ты ее Луизой назвал? – ехидно спросил яйцеголовый картежник.

– Будь на ее месте моя Альма, – спокойно и с огромным превосходством произнес Бёттхер, – я бы первым делом схлопотал по морде ближайшей пивной бутылкой. А потом всем, что не привинчено. А после, когда бы я очухался, она бы так меня отделала, что остались бы разве что ботинки. Вот что было бы, дурья ты башка.

Яйцеголовый помолчал. Похоже, эта картина сразила его.

– И такую женщину ты обманываешь? – хрипло спросил он.

– Да пойми ты, я ее не обманываю! Будь она здесь, я бы на хозяйку даже не посмотрел! Это не измена. Просто необходимая оборона.

Ройтер повернулся к Греберу:

– А ты? Чего достиг со своей бутылкой арманьяка?