Эрих Ремарк - Время жить и время умирать [litres]

Биндинг ухмыльнулся:

– Отнюдь. Никогда в руки не брал ружья. Это все декорации. Здорово смотрится, а? По-германски!

Он провел Гребера в комнату, устланнную коврами. На стенах висели картины в роскошных рамах. Вокруг стояли большие кожаные кресла.

– Ну, что скажешь? – гордо спросил он. – Уютно, да?

Гребер кивнул. Партия пеклась о своих людях. Альфонс был родом из семьи бедного торговца молоком. Отцу стоило немалых усилий учить его в гимназии.

– Садись, Эрнст. Как тебе мой Рубенс?

– Что?

– Рубенс! Вон та мазня, рядом с роялем!

На картине была изображена весьма упитанная обнаженная женщина, стоящая на берегу пруда. Золотые волосы и могучий зад, освещенный солнцем. Кое-что для Бёттхера, подумал Гребер.

– Здорово, – сказал он.

– Здорово? – Биндинг был изрядно разочарован. – Старина, это просто изумительно! От того же торговца, у которого покупает рейхсмаршал. Шедевр! Достался мне задешево, из вторых рук. Тебе не нравится?

– Почему? Только ведь я не знаток. Но один мой знакомый ошалел бы, если б увидел это полотно.

– В самом деле? Серьезный коллекционер?

– Нет, но специалист по Рубенсу.

Биндинг просиял от удовольствия.

– Очень рад слышать, Эрнст! Правда очень рад. Я бы и сам никогда не поверил, что стану собирать произведения искусства. А теперь рассказывай, как ты и что поделываешь. И могу ли я что-нибудь для тебя сделать. Кой-какие связи имеются. – Он лукаво хохотнул.

Гребер против воли слегка растрогался. Впервые кто-то без малейшего опасения предложил ему помощь.

– Ты можешь кое-что для меня сделать, – сказал он. – Мои родители пропали. Возможно, их вывезли отсюда или они где-нибудь неподалеку, в деревне. Как бы мне выяснить? Здесь, в городе, их, похоже, нет.

Биндинг сел в кресло рядом с курительным столиком из чеканной меди. Надраенные сапоги стояли перед ним как печные трубы.

– Выяснить не так-то просто, если они не в городе, – сказал он. – Ладно, посмотрим, что удастся разузнать. Это займет несколько дней. А может, и больше. Все дело в том, где именно они находятся. Сейчас повсюду неразбериха, ты же знаешь.

– Да, насмотрелся.

Биндинг встал, прошел к шкафу. Достал бутылку и два бокала.

– Давай-ка сперва тяпнем по единой, Эрнст. Настоящий арманьяк. Мне он нравится даже больше коньяка. Твое здоровье.

– И твое, Альфонс.

Биндинг налил еще.

– Где ты сейчас живешь? У родных?

– У нас нет в городе родных. В казарме.

Биндинг отставил бокал.

– Но, Эрнст, это же нелепо! Отпуск в казарме! По сути, вообще не отпуск! Можешь пожить у меня! Места полно! Спальня с ванной, никаких очередей, все что душе угодно!

– Ты разве один тут живешь?

– Ясное дело! А ты думал, я женат? Не такой я дурак! В моем положении от баб отбою нет. Говорю тебе, Эрнст, на колени передо мной падают.

– В самом деле?

– На колени! К примеру, еще вчера! Дамочка из высоких кругов, рыжие волосы, прелестная грудь, вуалетка, меховое манто, вот здесь, на ковре, рыдала в три ручья и была готова на все. Просила вызволить ее мужа из концлагеря.

Гребер посмотрел на него:

– Ты и такое можешь?

Биндинг засмеялся.

– Засадить могу запросто. А вот вызволить уже не так просто. Ей я, конечно, этого не сказал. Ну так как? Переедешь? Видишь ведь, тут скучно не бывает!

– Да, вижу. Но сейчас переехать не могу. Запрашивая о родителях, я указывал адрес казармы. Теперь надо дождаться ответов.

– Ладно, Эрнст. Тебе видней. Но помни, у Альфонса для тебя всегда есть место. И довольствие – первый класс. Я хорошо запасся.

– Спасибо, Альфонс.

– Чепуха! Мы же школьные товарищи. Как же не помочь друг другу. Ты частенько давал мне списать классную работу. Кстати, помнишь Бурмайстера?

– Учителя математики?

– Его. Ведь по вине этого гада меня выперли из седьмого класса гимназии. За историю с Люцией Эдлер. Помнишь?

– Разумеется, – сказал Гребер. Он не помнил.

– Как же я тогда умолял его не предавать это дело огласке! Но нет, мерзавец был неумолим, моральный долг и все такое. Отец меня тогда едва не убил. Бурмайстер! – с удовольствием повторил Альфонс. – Я с ним поквитался, Эрнст! Обеспечил полгодика концлагеря. Видел бы ты, каким он оттуда вышел! Стоял передо мной навытяжку и чуть в штаны не клал, когда видел меня. Он учил меня уму-разуму, вот и я хорошенько его проучил. Недурная шутка, верно?

– Ага.

Альфонс рассмеялся:

– Это сущий бальзам на душу. Наше движение предоставляет такие возможности, тем оно и замечательно. – Заметив, что Гребер встал, он спросил: – Уже уходишь?