Эрих Ремарк - Время жить и время умирать [litres]

Рядом с часовней сколотили сарай. Там под началом смотрителя работали два санитара. Смотритель вспотел. И только отмахнулся, услышав, чего хочет Гребер:

– Нет времени, парень! Двенадцать похорон еще до полудня! Боже милостивый, почем мы знаем, здесь ли ваши родители? У нас тут десятки могил без памятников и имен. Тут сущая похоронная фабрика! Откуда нам знать?

– А списков у вас нет?

– Списков, – сердито бросил смотритель, повернулся к санитарам. – Списки ему подавай, слыхали? Списки! Знаете, сколько трупов до сих пор лежат непогребенные? Две сотни. Знаете, сколько сюда свезли после последнего налета? Пять сотен. А после предыдущего? Три сотни. С промежутком всего в четыре дня. Как нам тут поспеть? Кладбище на это не рассчитано! Нам не могильщики нужны, а экскаватор, чтобы мало-мальски справиться с таким количеством непогребенных. А вам известно, когда будет следующий налет? Сегодня вечером? Завтра? Списки ему подавай!

Гребер не ответил. Вытащил из кармана пачку сигарет, положил на стол. Смотритель и санитары переглянулись. Гребер подождал секунду-другую. Потом добавил еще три сигары. Он привез их для отца, из России.

– Ну ладно, – сказал смотритель. – Сделаем что можем. Запишите имена. Кто-нибудь из нас поспрошает в кладбищенском управлении. А пока можете глянуть на покойников, которых пока не занесли в книги. Вон там, у кладбищенских стен.

Гребер пошел туда. У части покойников были имена, гробы, носилки, покровы, цветы, других просто накрыли белыми простынями. Он читал имена, поднимал простыни у безымянных, потом перешел к рядам безвестных, что лежали бок о бок под узким временным навесом вдоль стен.

У одних закрыты глаза, у других сплетены руки, но большинство лежали так, как их нашли, только руки выпрямлены вдоль тела и ноги вытянуты, чтобы сэкономить место.

Мимо тянулась молчаливая процессия. Наклонясь, люди рассматривали бледные застывшие лица, искали родственников.

Гребер присоединился к ним. В нескольких шагах впереди какая-то женщина вдруг упала наземь возле покойника и разрыдалась. Остальные молча обошли ее, двинулись дальше, наклонясь, сосредоточенно всматриваясь, на лицах у всех никакого выражения, кроме одного – боязливого ожидания. Лишь мало-помалу, уже в конце ряда, в этих лицах забрезжила тревожная, потаенная надежда, и можно было увидеть, как они облегченно вздыхали, закончив осмотр.

Гребер вернулся к сараю.

– В часовню заходили? – спросил смотритель.

– Нет.

– Там те, кого сильно искромсало. – Смотритель посмотрел на Гребера. – Тут нужны крепкие нервы. Но вы ведь солдат.

Гребер зашел в часовню. Потом вышел. Смотритель ждал возле дверей.

– Жутко, да? – Он испытующе посмотрел на Гребера. И пояснил: – Иные сознание теряли.

Гребер промолчал. В своей жизни он видел столько мертвецов, что это зрелище не выбило его из колеи. Даже тот факт, что перед ним были штатские и много женщин и детей. Он и такое видел не раз, и увечья у русских, голландцев и французов были ничуть не легче тех, какие он видел сейчас.

– В конторе никаких записей нет, – сказал смотритель. – Правда, в городе есть еще два больших морга. Там вы побывали?

– Да.

– Там пока имеется лед. Им лучше, чем нам.

– Они переполнены.

– Да, зато с охлаждением. У нас-то льда нету. А становится все теплее. Еще несколько налетов один за другим да солнечная погода – и все, катастрофа. Придется рыть братские могилы.

Гребер кивнул. Он не понимал, что катастрофа именно в этом. Катастрофа в другом, в причине братских могил.

– Мы работаем изо всех сил, – сказал смотритель. – По возможности наняли могильщиков, и все равно их здорово не хватает. Здешняя техника устарела. Вдобавок религиозные предписания. – Секунду он задумчиво смотрел поверх стены. Потом, коротко кивнув Греберу, поспешил обратно в свой сарай – исполнительный, старательный прислужник смерти.

Греберу пришлось подождать несколько минут – выход запрудили две похоронные процессии. Он еще раз огляделся по сторонам. Священники молились возле могил, родные и друзья стояли у свежих холмиков, пахло увядшими цветами и землей, пели птицы, вереница ищущих по-прежнему тянулась вдоль стен, могильщики махали кирками в недовырытых могилах, каменотесы и похоронные агенты расхаживали вокруг – обитель смерти стала самым оживленным местом в городе.

Белый особнячок Биндинга тонул в первых сумерках. В саду на газоне – купальня для птиц, в которой журчала вода. Возле кустов сирени цвели нарциссы и тюльпаны, под березами белела мраморная девичья фигура.