И о делах, что обрели свою явь.
Но где же друзья? Беллармин
Со товарищами? Кто-то
Скован робостью и не спешит к роднику и к ручью;
Но богатство неизменно начинается
В море. И они, как художники,
Вместе несут земли красоту,
Не отвергая с презреньем крылатые войны,
В одиночестве жить продолжая сквозь лет череду
Под древесною мачтой, где не полнятся Ночи
Светом празднества города, ни гитары мелодией,
Ни туземными бурями ног.
Но пришли все же
И к индусам мужи,
Туда, где с вершины прозрачной
Гор виноградных
Стремится Дордонь
И вместе с роскошной
Гаронной гонит
Широкий как море поток.
Но память отнимается и даруется морем,
И от любви тоже невозможно оторвать взор,
Но то, что остается в пребыванье, то созидают поэты.
Ночной ход
Всё несравнимо. Ибо каждым всё наедине пропето
с самим собою; и в словах ничто нам не открылось;
что можем мы назвать? есть только кротость –
истинная божья милость,
когда согласные друг с другом мы: сиянье это
и взгляд, к нам прикоснувшийся, быть может,
и есть то самое, в чем нашей жизни таинство и суть.
Тому ж, кто борется, чтоб нечто повернуть,
мир не откроется; кто знанье слишком множит,
тот не заметит вечного. Как эту ночь, что велика.
В ней защищенным чувствуешь себя, деля массивы звезд
на части равные: легка тогда река.
Как мощен звездный мост!
Капри, 1908
<���Госпоже Грете Вайсгербер>
Вне нас миров напор, поистине несметных…
Но кто найдет язык, чтоб передать
всё превосходство и восторг игры ответной,
что возгоняет в нас и нашу суть и стать?
Вне нас – ветра, полеты, зовы, напряженья,
обман, коварство, власть…
А внутри – блаженное цветенье
и неописуемая связь.
19 июля 1916
* * *
Пока ты ловишь то, что бросил сам, твой танец –
всего лишь ловкость рук и маленький доход.
И только если вдруг ловцом Мяча ты станешь,
что на тебя летит из вечности высот,
в твой центр направленный твоей Партнёршей вечной
прицельнейшим броском: так строят Божий мост, –
тогда лишь силы явь в себе почуешь встречной:
с той стороны поток почуешь в полный рост.
И если б ты владел возвратной силы мощью,
нет, чуть чудесней: позабыв про силу и про страх,
вдаль мяч отбил (вдаль птиц бросают так
весна и осень в перелетах днем и ночью,
и стаи старшие дают птенцам тепло,
чтоб за моря в рывке их мужество росло),
то этот риск тебя бы превратил в реального со-игрока.
Отныне не позволишь ты ни одного броска
себе облегчить, но и тяжелей уже не станет ноша эта.
Из рук твоих уйдет, покойна и легка,
стремительно в свои края комета…
Мюзот, 31 января 1922
Для Елены Буркхардт
Помнит ль природа рывок,
когда креатуры восстанье
многих с основ сорвало?
Кроток остался цветок,
слушая неба дыханье,
почве доверив крыло.
Он отказался от бега
и от капризов движенья,
вот почему он так чист и богат.
Танцев глубинных в нем нега
и водопад изумленья.
Надо ли лучших наград?
Лишь к сокровенному путь
сердца глубинами строить –
разве же наша судьба не высока?
Кому-то – в тайфуне тонуть,
кому-то себя в нем героить.
Наше величье – бытийство цветка.
Мюзот, 22 декабря 1923
Восьмая Дуинская элегия
Рудольфу Касснеру посвящается
Распахнуты в простор, открытый настежь,
Творенья очи. И только наши смотрят словно вспять,
всеокружив его подобием сплошных капканов,
все перекрыв тропинки на свободу. Что там , снаружи,
знаем мы, пожалуй, лишь из лика зверя;
еще бы: ведь уже младенца
мы поворачиваем вспять, чтоб формы
он созерцал в оглядку за спиной, но не открытость, но не тот простор,
что так глубок в случайном взоре зверя.
Свободного от смерти. Мы же
ее одну и видим. Зверь свободный
закат свой чует лишь позади себя,
перед собою – Бога; когда ж идет вперед –
то только в вечность;
так, как идут туда фонтаны и колодцы.
Когда бы нам могло явиться вдруг
хоть на единый день то чистое пространство,
где непрерывно распускаются цветы!
Но перед нами – мир всегдашний,
и никогда не открывается Нигде;
нет, не со знаком минус: чистота,
та неподвластность никому, что только дышит,
и бесконечно знает, и никого и ничего не ищет.
Так ребенок порой себя теряет в тишине и входит в это ,
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу