Мартин Хайдеггер - О поэтах и поэзии - Гёльдерлин. Рильке. Тракль

И зло изобличали впредь,

За руки взявшись и храня друг друга.

Но как нам быть, коль умирает тот,

Кто красоты был сутью,

Что чудом в образе его была

И знаком небожительства,

И, став загадкой вечной друг для друга,

Себя в другом не могут постигать,

Живя совместно в памяти своей,

Когда не только песок уходит

Иль пастбища, но и захватываются

Храмы, когда развеивается

Слава и честь полубога и его близких,

И даже Всевышний отворачивает свой лик,

Когда не видно уже больше на небе бессмертного,

Равно и на зеленой Земле, как же тогда?

То сеятель идет, когда берет

Лопатою пшеницу

И взмахами широкими кидает над гумном,

Чтобы очистить, шелуха плевел – ему под ноги,

Но под конец ему дано зерно,

И вовсе не беда, что часть его теряется при этом,

И перед речью затихает звук живой,

Ибо творенье божье нашему подобно,

Всевышнему не нужно сразу всё.

И как плавильни нам дают железо,

Пылающую лаву – Этна,

Так мне бы стать настолько изобильным,

Чтоб образ сотворить и увидать Христа

Похожим на того, каким он был,

Но если б кто-то, сам себя пришпорив,

Стеная скорбно на пути своем, вдруг на меня напал,

Когда я безоружным был бы, так, чтоб, изумленный раб,

Я смог бы подражать божественному образцу, – тогда

Я гневными бы вдруг властителей небес увидел,

Не потому, чтобы я должен что-то был,

Но потому, что должен был учиться. Боги милосердны,

Но что им ненавистнее всего, покуда властвуют,

Так это ложь и фальшь, хотя и человечность меж людьми

Не стоит большего. Впрочем, управляют не они,

Бессмертная судьба – вот правит кто,

И превращает их творения собою

И, поспешая, движет всё к концу.

Когда восход начнется триумфальный неба,

Подобный солнцу будет назван

Сын Вседержителя всей мощью ликованья

Слова библейского, и это пенья посох,

Кивок нам сверху,

Ведь Ничто – всеобще. Мертвых

Он воскрешает, тех, кого еще

Не уловила косность. Но многие

Застенчивых тех ожидают глаз,

Чтоб свет увидеть. Не хотят

Цвести на острых стрелах,

Хотя впрок мужеству узда златая.

Но если

С отекших век

Забывши мир,

Светясь укромно, нисходит сила

Писания Святого, мощь радости блаженной

От этой милости

Взор учит кротости.

И если небожители ко мне

Сегодня благосклонны, так кажется,

То сколь же больше Ты любим,

Ибо я знаю лишь Единое,

Что вечной волею Отца

В фаворе более Тебя.

Тихо знаменье его на небе, где грозы.

И Одинокий под ним стоит

Всю свою жизнь. Ибо Христос еще жив.

И это герои, его сыновья,

На землю явились и священные тексты его

И его светоч молнийный и деянья земные толкуют

В страстных спорах по сей день.

И потому он всегда здесь. Ибо творенья его

Известны ему искони.

Но уже слишком давно

Небожителей слава невидима.

Ибо перстами почти

За собою вести им приходится нас, и о стыд:

Неизвестная сила отнимает наши сердца.

Ибо ждут небожители жертвы от каждого сердца,

Если ж упустит какое жертву принесть –

Не дождется добра.

Все мы служки матушки нашей Земли,

Еще недавно совсем поклонялись мы солнца сиянью,

В неведеньи, но Отец покрывает любовию всё,

Чем управляет,

Но ничто не сравнится в величии с тем, что возделано

Силою слога, когда он толкует во благо само бытие.

Что и наследует наша германская песнь.

Воспоминание

Дует норд-ост,

Мой любимейший меж ветрами,

Предвещая духа полёт

И плаванье доброе кораблям.

Так отправься же

И навести прекрасную Гаронну

И сады Бордо

Там, где на изящно очерченном берегу

Вьется тропинка, а в реку

Падает далеко вниз ручей, а с берегов

Смотрится в воду благородная пара –

Серебристый тополь и дуб:

Вспоминается это всё так ярко,

И как склоняется широкость вершин

Вязовых рощ по-над мельницей, и как во дворе

Растет смоковница.

И по праздникам, равно ночью и днем,

Странствуют там загорелые женщины

По шелковистым полянам,

В мартовскую пору,

А по медленным тропам цветным,

Тяжелые от золотых сновидений,

Бродят убаюкивающие ветра.

Так пускай же дадут мне

Полный сумеречного света

Один из благоуханных бокалов,

Чтобы забыться я смог

В сладкой дрёме средь Теней.

Нехорошо

Стать бездушным

От помыслов смертных,

Но хорошо быть в беседе,

Когда сердца открыты сполна,

И многое услышать о днях, когда любили,