Алекс Тарн - Шабатон [Журнальный вариант]

— Конечно, как же иначе? — бросила она по дороге в кухню. — Жена, работа, жизнь… Тогда что, профессор? Поедем трахаться в Лилль?

В Лилль они приехали на поезде из Брюсселя и на сей раз удовольствовались одним гостиничным номером — как определила это Нина, сугубо в целях экономии. Дома Игаль сказал, что собирается выяснить перспективы шабатона еще и в Католическом Левенском университете.

Жена удивленно подняла брови:

— Зачем тебе Левен? Ты ведь уже договорился с Мадридом. Или испанцы — меньшие католики?

Пришлось ненаучно и несолидно врать о соображениях научной солидности, которые-де требуют представить ученому совету по крайней мере два авторитетных варианта. Наташа выслушала, пожала плечами и явно взяла что-то на заметку. Это не могло хорошо кончиться — женщины чувствуют подобные вещи на уровне инстинкта. Но доктор Островски ничего не мог с собой поделать. Теперь он уже не очень понимал, что именно заставляет его продолжать погоню за прошлым: необходимость разобраться в судьбе деда Наума или необъяснимая тяга к Нине Брандт, к ее циничным шуточкам, к ее подчеркнутой беспринципности, безоглядной свободе в поступках и изобретательной разнузданности в постели — то есть ко всему тому, что еще совсем недавно представлялось абсолютно чуждым духу ученого специалиста по сопротивлению материи.

Обратный адрес, указанный на открытках, привел их к жилому дому недалеко от площади Шарля де Голля. Открывшая дверь молодая женщина отрицательно покачала головой: нет, семья Клиши здесь давно не живет — переехали лет двадцать тому назад, куда — неизвестно.

Нина с досадой цыкнула зубом — нужно же было лететь в такую даль, чтобы упереться в тупик! Теперь ищи-свищи этого Ромена Клиши — во Франции людей с таким именем наберется несколько тысяч. Да и где гарантия, что он остался в стране, а не переехал, к примеру, в соседнюю Бельгию?

— Подождите, — спохватилась француженка. — Мсье Клиши держал книжный магазин. Недалеко отсюда, в помещении Старой биржи…

— Старая биржа — хороший знак, — заметила Нина, когда они с Игалем шагали в сторону площади. — У них во внутреннем дворе блошиный рыночек. Не помню, рассказывала ли я тебе о…

— …фарфоровом поваренке, которого ты там купила, — саркастически подхватил доктор Островски. — Рассказывала, хватит.

— А чем тебе не нравится мой поваренок? — вскинула брови госпожа Брандт. — Ревнуешь, что ли? Зря. Если тоже хочешь ко мне на полку — пожалуйста, он может подвинуться.

Они долго и безуспешно слонялись по огромному зданию Биржи, пока не набрели на лоток букиниста и не разбудили его хозяина, который дремал над грудой потрепанных книжек, многие из которых запросто могли поспорить с ним в возрасте. Старик проснулся не сразу, как будто подъем из омута летаргического сна совершался по правилам техники безопасности глубоководных водолазов.

— Извините за беспокойство, мсье, — сказала Нина, начиная раскаиваться, что попусту потревожила почтенного Мафусаила. — Но тут никто не может ответить на наш вопрос. Вы — наша последняя надежда. Где тут магазин Ромена Клиши?

— А? Что? — бессмысленно моргая, переспросил букинист.

Игаль потянул журналистку назад.

— Оставь, Нина. Ты же видишь: он не скажет тебе даже собственное имя.

— Клиши? — продолжал тем временем старик. — Не могут ответить? Нашли кого спрашивать о Клиши… Что эта молодежь помнит? Они даже собственное имя выучили только в десятом классе. Клиши владел тут большой книжной лавкой вон в том крыле. Во-он в том…

— Владел? То есть уже не владеет?

— Владел и вовремя продал, — кивнул хозяин лотка. — Кто сейчас читает книги? Только букинисты и читают…

— Понятно… — разочарованно протянула Нина. — И вы, конечно, не знаете, где его сейчас найти…

— Почему не знаю? Знаю. И даже иногда подкидываю ему раритеты в домашнюю коллекцию, когда попадается что-нибудь интересное. Букинист — это навсегда, девочка, даже если он продал свою лавку… — старик порылся в ящичке под прилавком, вытащил древнюю конторскую книгу и безошибочно раскрыл ее на нужной странице. — Вот его адрес, записывай…

Годы, прошедшие со дня встречи в московском кафе, изменили Ромена Клиши — он обрюзг, поседел и отяжелел — хотя и не настолько, чтоб Игаль не узнал его с первого взгляда.

— Мсье Клиши?

Хозяин, стоя на пороге, пристально вглядывался в лицо доктора Островски — вглядывался и молчал.

— Мы с вами встречались в Москве, — продолжил Игаль по-английски. — Мне тогда было двенадцать лет, а деду… Но вы, наверно, понимаете только французский. Нина, переведи…