Натали Азуле - Тит Беренику не любил

Он вновь встречается с актрисой — в компании друзей, потом наедине. Держа ее в объятиях, прикидывает про себя: пожалуй, маловата ростом. Зато пластична, полногруда. И ему представляется, как, вопреки естеству, стихи, которые он шепчет ей в ухо, попадают прямо в рот и наполняются мерным звуком. Он говорит ей про пьесу — она согласна помогать. Его честолюбивые планы теперь сопряжены с телом этой женщины, он уже сам не знает, чему радуется больше: надежде на успех или предстоящей ночи любви. Да и не хочет знать.

Тетушка, конечно же, прослышала, с кем он водит дружбу. Жан иногда диву давался, как быстро доходят слухи до Пор-Рояля, хотя и знал, что в столичных светских салонах уйма тамошних сторонников. Тетушка пугает его адом, вечным проклятием. Плачет, умоляет. Жана бесит такая манера заботиться о спасении чужих душ. Он отвечает резко: «Можете сколько угодно наводить порядок в потусторонней жизни, но не след вам вмешиваться в земные дела. Поскольку мир земной вы давно уж покинули». Тот мир, в котором обитает Жан, по которому ходит, из которого черпает полными пригоршнями и никак не насытится. Она не может знать, чем он тут живет, что наверстывает. Чтобы описывать жизнь, надо в нее погрузиться, иначе получатся только рассуждения в духе прикладной поэтики. Как у Никола.

Тактика его оправдала себя: пьесу будут играть в Бургундском отеле, в святая святых. Страшно подумать, как огорчится тетушка, когда узнает. Жан упивается счастьем и бесконечно благодарен женщине, которая изо всех сил хлопотала о нем. Себе в награду она взяла роль Антигоны, гений Жана превозносит до небес, но он знает: каждый раз, расставшись с ним, она спешит в объятия других мужчин, отдается другим авторам и будет говорить им то, что они хотят услышать. Актриса есть актриса. Его терзает ревность — плоть не любит с кем-либо делиться. Он не только желает добиться славы, ему нужно, чтобы все, кто ей служат, принадлежали ему душой и телом. Он работает с труппой, проводит репетиции, властно распоряжается. Но он еще молод, неопытен и уступает требованиям актеров. Они проходят акт за актом, и после каждой репетиции он вносит множество поправок, как будто пишет под их диктовку, — иногда ему так и кажется.

Из-за всех этих вынужденных изменений постановка откладывается. В пятый акт он вставил стансы — написал их для своей прекрасной Антигоны и очень ими горд. Она их величаво декламировала, и, хотя эти стихи — общее место и не более, Жан с волнением слушал. Но прошло два дня, и ему сообщили: стансы вышли из моды, придется от них отказаться. Что ж, он оставил только три строфы, а остальные отложил — для другого раза. Он соглашается на все, однако постановку вновь отсрочили. В полном отчаянии, Жан, как только может, заискивает перед Антигоной, но та все списывает на капризный нрав актеров — что тут она, бедняжечка, может поделать! Он жалуется Франсуа и Никола, те уговаривают потерпеть, но дни идут, и в голову ему закрадывается мысль, что против него строят козни, плетут интриги; он делится догадками с Мольером — тот подтверждает: братья Корнели конкуренции не терпят. «К тому же вы питомец Пор-Рояля, а это многих раздражает». Последний аргумент решает все: не хочет Бургундский отель — и не надо, он отдаст свою пьесу Мольеру, в театр Пале-Рояль. Друзья отговаривают: труппа Мольера играет только комедии, — но он стоит на своем: не важно, в каком театре поставят пьесу — пусть не в лучшем, — главное, чтобы постановка состоялась. Всему свое время.

Опять работа с актерами. У здешних гонора поменьше, так что Жан, не стесняясь, дотошно разбирает каждую реплику, показывает, как надо играть. Влиять на чужое сознание, регулировать мельчайшие оттенки чувств, мимики и интонации — несказанное наслаждение. По вечерам он возвращается домой, мечтая об одном: как завтра снова будет разминать, точно глину, актерские души и вылепливать их, — так делали его учителя и, как сказано, сам Господь Бог. Ничего похожего с ним раньше не бывало: когда он ходит по сцене вслед за актерами, вьется вокруг них, не отходя ни на шаг, он словно бы вносит в их души частицы чего-то нового, сотворенного им. Мужчина, женщина, царь, служанка — он внедряется в каждого.

На премьеру явились все его друзья, кузены, молодой маркиз, но ему чудятся еще и другие лица: Амона, тетушки Агнессы, Леметра, глядящего надменно и язвительно. Когда публика аплодирует, они сидят застывшие и только часто мигают. Но стоит подойти поближе — видение исчезает. Жан счастлив, счастлив, как никогда.