Натали Азуле - Тит Беренику не любил

Жан вздохнул с облегчением. Если не сорить деньгами, то на эту сумму вполне можно прожить и больше ни от кого не зависеть. Счастливое событие он отмечает с друзьями, кузенами, даже Мольера приглашает выпить что-нибудь покрепче молока. Наливает ему вина: красная струя — точно кровь, скрепляющая их побратимство. Спросить, какая пенсия положена Мольеру, он не решается, но ему говорят, что Корнель получает около двух миллионов. Друзья смеются, глядя, как сползает с его лица улыбка.

Новое звание обязывает: Жан должен без конца сочинять славословия. Через три месяца он пишет аллегорию, воспевающую разнообразные достоинства государя, и получает право присутствовать при его пробуждении в замке Сен-Жермен-ан-Лэ.

Подобного восторга ему и сам Господь Бог никогда не внушал. Поверх голов людей, стоящих впереди, он ловит каждое движение, впивает шорох ткани, шепот губ. А в голове теснятся фразы, хвалебные строфы и мысли. Верно, маркиз, увидь он его тут, сбавил бы гонор, а тетушка разбранила бы его за суетные увлечения. Король произносит молитву, его одевают, причесывают, он пьет бульон, как простой смертный, а Жан стоит завороженный. Как будто не человек производит все эти нехитрые действия, а целое государство вырастает у него на глазах. Король — почти ровесник, почти брат, рядом с которым ему тоже предстоит расти и развиваться. И он, Жан, станет новым языком этого нового государства.

Король не заметил его в толпе и только Мольера удостоил похвалы. На следующий день тот, не тая досады и запивая горечь неизменным молоком, рассказывал, каких усилий стоит добиться королевских милостей. Выходит, комедия портит кровь еще хуже трагедии. Жан вышел из трактира, преисполненный решимости вновь взяться за пьесу.

— Вы мне поможете осилить этот замысел? — просит он Никола.

— Я вам совсем не нужен. Вы сами — воплощенная дисциплина.

Нет, нужен. Они обходят театры. Жан заражает своим рвением флегматичного Никола. По большей части они делают это вдвоем, так что Жан лишний раз убеждается: жизнь дала ему нового друга. Друзья смотрят много комедий. Он предпочитает мольеровские — они правдивее, естественнее других, но бесконечное множество событий утомляет и раздражает. Тогда он начинает наблюдать за публикой. Люди хохочут во все горло, без всякого стеснения. Никола замечает, что зрители трагедий ведут себя достойнее: другая установка, другой культурный уровень, да и язык трагедии другой — сдержанный пафос и александрийский стих, сам по себе, даже такой, как у какого-нибудь Кино [41] Филипп Кино (1635–1688) — популярный драматург, которого критиковали Буало и Расин. , требующий сосредоточенного внимания. Приятели встречают в разных театральных залах одних и тех же завсегдатаев, уже раскланиваются с ними. Для Жана это плодотворное время, он собирает драгоценный материал, накапливает впечатления и мысли, которые должны пригодиться для его затеи. Но однажды, после представления, где давали Корнеля, он вышел задумчивым и хмурым.

— Не понимаю, что вас так удручает, — сказал Никола. — Вы молоды, он стар, все впереди.

Что? — Жан и сам не совсем понимает, хотя причин немало: ему еще надо пробиться, трагедии играют только в трех театрах, больше двадцати представлений ни одна не выдерживает, афиши едва успевают меняться, дело рискованное, легко провалиться.

— Так пишите комедии!

— У меня не тот слог.

— Поработайте и переделайте слог.

— Не все возможно переделать.

Да и не хочет он закончить, как Мольер, желчным шутом. Ему как раз и нравятся в трагедии ограничения, строгий устав, — на этом слове он осекся, его кольнула память.

— Вы можете вообразить, чтобы пьеса моего сочинения заставляла людей смеяться до колик?

— Нет, но посмотрите на Мольера. Он самый мрачный человек на свете, а пишет такие забавные вещи. Послушайте только: «Да, я ее люблю, хотя мои щедроты, И ласки, и добро, — все предала она, Но без ее любви и жизнь мне не нужна» [42] Жан-Батист Мольер. Школа жен, III, 4. Перевод В. Гиппиуса. . И жизнь мне не нужна… Забавно, правда?

— Говорю вам, он уже никогда не напишет ничего, кроме комедий, слишком поздно. А у меня, в любом случае, выбора нет.

Он опять, как когда-то, погружается в усердные, серьезные занятия, часами работает в одиночестве, — так, как не снилось Никола; его дни — что суровый пейзаж без цветов. Слова «устав» он теперь избегает, а говорит о жестких правилах, благодаря которым в языке возникает реакция, какой не бывает в комедиях.