Лариса Исарова - Крепостная идиллия. Любовь Антихриста

Через месяц новое послание: «Невозможно описать поведение этого двора; со дня на день не будут в состоянии заботиться о нуждах государства, все страдают, ничего не делают, каждый унывает, и никто не хочет приниматься ни за какое дело, боясь последствий, не предвещающих ничего хорошего… Дворец делается недоступным, полным интриг, заговора и разврата».

Указы государыни становились все многословней и незначительней. Запрещалось, к примеру, носить горностаи и золотую парчу всем, кроме императрицы. Было дозволено убирать волосы драгоценностями только с одной стороны прически. Ко двору приглашались уже не купцы, негоцианты, шкиперы, как при Петре, а лишь особы высокого ранга.

Через год Ле Форт сообщает, что положение не стало лучше: «Личный интерес господствует над благом государства… Вся бдительность направлена только на опустошение казны…»

Императрица оказалась игрушкой в чужих руках. Увы, она не выдержала испытания властью.

С поразительной небрежностью, бездумностью Екатерина одаривала дукатами случайных людей. За малейшее внимание к своей особе награждала деньгами. Вокруг нее творились беззакония, о которых она ничего не хотела знать. Она перестала быть благодарной. Так, Феофану Прокоповичу удалось добиться ареста и смертного приговора для Феодосия Яновского, который короновал императрицу и помогал ей взойти на трон. Она заменила ему смерть ссылкой и забыла о нем. Она наградила другого своего соратника Дивьера графским титулом, но перед смертью позволила его арестовать, пытать, приговорить к избиению кнутом и ссылке.

Зато князь Ижорский, Александр Данилович Меншиков, получил от нее двести тысяч душ и никому не подчинялся. Он вознесся выше и Толстого, и Бутурлина, и Ягужинского. Голштинский герцог не только не пытался одернуть наглеца, но и подобострастно ему улыбался…

Постепенно Екатерина все реже устраивала многолюдные церемонии, предпочитая уединяться с фаворитами, например с красавцем Левенвольде, напоминавшим ей Виллима Монса. Она подолгу флиртовала с молодым Сапегой, правда, в конце концов предложила ему руку своей племянницы Скавронской. Сапега был женихом Марии Меншиковой, но с легкостью от нее отказался, получив столь лестное предложение.

Ле Форт отмечал огромные расходы двора на развлечения и прихоти императрицы. Самочувствие ее ухудшалось, часты были сильные носовые кровотечения; несмотря на это, она злоупотребляла спиртным. О танцах уже не было речи. «Ее величество царица в самом деле болеет телом, и я не знаю, сознает ли она, как запутал ее голштинский двор… Казна истощена, в монетном дворе остановка, никому не платят жалованье… Я не владею таким сильным пером, чтобы описать этот хаос».

Ничто более не согревало, не веселило Екатерину. Только теперь она до конца осознала, что жизнь имела смысл, когда рядом был Петр. Лица старых придворных казались ей стертыми, плоскими, выгоревшими. Да и сама себе она казалось выцветшей, словно бумага, надолго оставленная на солнцепеке.

Просыпаясь, она видела плафон над головой с летящим Морфеем, окруженным детьми. Беззаботным, веселым, ярким. Она начинала неспешно перебирать прошлое: вот она, смешливая девица в доме пастора Глюка; вот Петруша, бьющийся в припадке; вот она стоит с мужем на балконе башни в Гданьске… Она оглядывала себя с омерзением, всматриваясь в свое отяжелевшее тело, ненавидя свои поседевшие волосы. Спящий рядом очередной фаворит казался статуей без имени. Она думала о своей настоящей жизни с тоской: она была одинока, совсем одинока…

Бесом обернулся названый брат Алексашка, верный друг, которому не сносить бы головы без ее заступничества перед Петром. Опутал улыбками да поклонами, императрицей сделал, но, как попробовала она править самолично, пригрозил цидулькой, бумажкой, что была для нее страшнее сабли острой.

Это было письмо от ее первого мужа, чье имя и лицо она давно уже позабыла, точно не с ним венчалась когда-то в крепости Мариенбурга, накануне штурма города. Дознался Меншиков, что муж ее жив и поныне, что она — двоемужница. Он выведал это давно, но хранил при себе, она была ему нужна как супруга грозного императора, чтобы править ее, а значит, и его именем.

От Екатерины скрывалось все, что делается в стране и столице, ей внушали, что без Меншикова она пропадет. Он боялся ее отпустить от себя даже на короткий срок. Смотрела ли она стрельбу из мушкетов гвардейских полков, присутствовала ли на богослужении в церкви Святой Троицы или находилась на придворном приеме в Тронном дворце — Меншиков всегда был рядом.