Лариса Исарова - Крепостная идиллия. Любовь Антихриста

Что же Екатерина I сделала самолично после смерти императора, не по указке Меншикова и его недолговечных союзников?

Заказала портрет Петра скульптору Растрелли. Он снял маску с лица умершего, измерил в точности длину и толщину всех частей тела. А позже изготовил фигуру императора в натуральную величину, сидящего на троне в подлинной одежде.

Велела Ивану Никитину написать портрет Петра на смертном одре. Император лежит, полускрытый желтоватой драпировкой и горностаевой мантией. Брови сдвинуты, губы сжаты, лицо, еще не застывшее в мертвом бесстрастии, напряженное, измученное, отечное.

Приказала как символ победы над шведами поставить скульптуру Самсона в Петергофе.

Учредила задуманный еще императором орден Александра Невского.

Передала в Кунсткамеру голову Виллима Монса, которая долго находилась там рядом с головой Марии Гамильтон. Их захоронили только по приказу Екатерины II.

Отменила указ о запрете подавать прошения на высочайшее имя.

Сохранила все указы Петра о единоначалии, табель о рангах, коллегиальную систему управления.

Облегчила крестьянские подати. На два года были прощены крестьянские недоимки.

Сократила по совету Макарова штаты чиновников и число канцелярий, восстановила воевод, которым подчинила управление на местах.

Учредила вместо мануфактур-коллегий совет фабрикантов.

Добавила средства шестидесяти богадельням при церквях.

Организовала Академию наук по разработанному Петром уставу.

Императрица оставила всех послов, назначенных еще при Петре; отправила Беринга с экспедицией в северные моря; начала переговоры с Китаем с помощью Саввы Рагузинского; приютила грузинского царя Вахтанга. Она выезжала на спуски кораблей, принимала участие во всех торжественных событиях, в мае 1725 года присутствовала на свадьбы Анны Петровны и герцога Голштинского. Она отменила траур для всех, кроме себя…

26 марта 1725 года была собрана комиссия, чтобы решить, как уменьшить государственные расходы, как собирать налоги — с душ, со дворов или с земли? В нее вошли все сословия, даже «посредственные персоны», чем императрица значительно опередила свое время. Лишь через пятьдесят лет после этого пригласила представителей всех сословий России Екатерина II для утверждения своего «Наказа».

Комиссия постановила: возобновить гетманство; учредить сейм лифляндскому дворянству, позволить арендовать казенные мызы; запретить смоленским крестьянам отдавать детей на учение в Польшу; при монастырях учредить школы; разрешить отпускать в мирное время две трети офицеров и урядников домой для приведения в порядок своего имущества.

При Екатерине Сенат лишился титула Правительственного, его стали называть Верховным; во главе государства возник Тайный Совет, куда вошли Меншиков, Толстой, Остерман, Голицын и бывший секретарь Петра — Макаров.

Борьба с разбухшим государственным аппаратом была одобрена ею всемерно, что вряд ли устраивало Меншикова, ведь воровать в неразберихе, связанной с деятельностью множества инспекторов и правителей, гораздо легче…

31 марта 1825 года в Петропавловский собор на всенощную пришел Ягужинский, подвыпивший и злой. Он бросился на колени перед гробом Петра и закричал, что Меншиков его оскорбил, хотел арестовать и снять шпагу, что нет нынче заступника у честных людей. Вскоре и Апраксин на аудиенции у императрицы попросил ее унять наглость светлейшего князя, запретить ему помыкать старыми товарищами, «держаться в границах равенства с прочими сенаторами, а не выделяться, как это делает».

Екатерина заявила Апраксину (о чем тот сообщил французскому послу Кампредону), что не собирается никому уступать власть, тем паче Меншикову. Однако стоило Меншикову в нарушение всех церемоний запросто зайти к императрице, поговорить около часа наедине, и на него обрушился град милостей. Что это был за разговор, никто не знает. Но с того дня Екатерина точно надломилась…

Вставала императрица поздно. Завтракала, наблюдала солдатские экзерциции, летом, в хорошую погоду, устраивала флотские смотры. Все делалось по инерции, без той одержимой энергии, которая переполняла ее покойного мужа.

В июне 1725 года польский посол Ле Форт писал своему королю: «Со дня коронации ее мучает какое-то тайное горе. Она проводит ночи в страшном волнении и жалуется громко на свое горе… Дивьер и Ягужинский, два адъютанта, смертельные враги, позволяют входить только тому, кто им понравится».