Лариса Исарова - Крепостная идиллия. Любовь Антихриста

Екатерина обняла мужа, спрятала лицо на его груди…

7 мая 1724 года Петр Великий издал манифест о коронации Екатерины I. Император вспоминал о ее помощи в Прутском походе, ссылался на греческих цезарей: «Того ради данной нам от Бога самовластию… решились мы короновать ее императорским венком».

Бассевич рассказывал в «Записках», что император пригласил всех в Москву. Даже герцогиню Курляндскую вызвал из Митавы. И вот у одного английского купца, куда пришли и духовник царя, архиепископ Новгородский, и архиепископ Феофан Псковский, и великий канцлер, среди угощения Петр сказал обществу, «что назначенная на следующий день церемония гораздо важнее, нежели думают, что он коронует Екатерину для того, чтобы дать ей право на управление государством… что она поддержит его учреждения и сделает монархию счастливой… Все присутствующие держали себя так, что он остался в убеждении, что никто его не порицает».

В Успенском соборе был укреплен бархатный балдахин малинового цвета, под которым находился помост, украшенный живописью и позолотой. На нем установили два трона старинной работы.

Архиепископ Новгородский Феодосий Яновский велел Екатерине прочесть вслух «Символ веры», потом возложил ей руки на голову и прочел молитву. Архиереи передали Петру I коронационную мантию, и он заботливо накинул ее на жену. Она встала на колени. Феодосий прочел коронационную молитву, и Петр осторожно надел на Екатерину тяжелую корону, потом передал ей державу. Корона была похожа на византийскую: ее украшали две с половиной тысячи драгоценных камней, а в центре сверкал огненный рубин. Слезы катились по лицу Екатерины, она пыталась обнять и поцеловать ноги императора, но он поднял ее сурово и величественно.

После молитвы Феодосия началась пушечная и ружейная стрельба. А потом Феофан Прокопович произнес звучным густым голосом поздравления.

В народ бросали золотые и серебряные монеты. Именитым людям вручали медали. В качестве угощения были выставлены жареные быки, начиненные птицами, фонтаны забили белым и красным вином. Императрица, как пишет Бассевич, была «в богатейшей робе, отделанной в испанской моде, и в головном уборе, осыпанном драгоценными камнями и жемчугом. Платье на ней было из пурпурной штофной материи с богатым и великолепным золотым шитьем». Ее провожала особая, созданная для этой церемонии рота кавалергардов из шестидесяти человек. Император числился капитаном роты, а генерал-прокурор Ягужинский в чине капитан-лейтенанта командовал ею.

Император шел веселый в летнем кафтане небесного цвета, который руками императрицы и придворных дам был расшит серебром, в красных шелковых чулках и в шляпе с белым пером. Походка была легкой, по обыкновению торопливой, но глаза сияли — Петр выглядел счастливым. Видимо, в эти мгновения ему мнилось, что все страшившие его опасности уничтожены, что империя, в случае его смерти, окажется в достойных руках.

Вскоре императрица внезапно заболела. Шептались, что ее разбил удар. В церквях молились о ее здоровье.

Историк Семевский, писавший об Анне и Виллиме Монс, намекал, что болезнь случилась в ту минуту, когда императрица узнала о доносе царю. Кто-то сообщил о ее склонности к красавчику камергеру, да еще, видно, прибавили от себя. Поговаривали, что к доносу приложил руку Ягужинский, верное око государево. Дескать, не стерпел он наглого обмана, которому подвергала жена мужа, который вытащил ее из грязи и возвел на трон…

Костомаров не согласился с версией об измене Екатерины. Он доказывал, что Екатерина никогда бы не решилась изменить мужу, целиком завися от него и зная его переменчивый нрав. Все ночи император, когда был в Петербурге, проводил с ней. Уезжая надолго, всякий раз оставлял ее беременной. В таких условиях тайный многолетний роман с молодым человеком маловероятен.

Существует рассказ одного из современников, что за две недели до ареста Монса Екатерине приснился сон. Ей казалось, что ее постель покрыта змеями. Самая большая обвилась вокруг ее шеи и стала душить. Она схватила и раздавила гадину. Утром она рассказала об этом сне фрейлинам и смело заявила, что никто не встанет между ней и императором, что она справится со всеми врагами.

По ночам Екатерину охватывало удушье. Она тяжело переносила последнюю беременность. А надо было всюду ездить с царем, даже на лодке в шторм, встречать послов, устраивать ассамблеи, удерживать Петра от загулов.

Коронационные празднества ее утомляли, хотя она с интересом изучала вместе с Петром описание празднований при иностранных дворах, обсуждала свои туалеты, вышивала ему кафтан. Накануне едва ли не впервые она раскапризничалась. Потребовала, чтобы ее каретой правил старый кучер Терентьич. По ритуалу не полагалось, но она заявила, что скорее откажется от коронации, чем от своей прихоти, и Петр махнул рукой и дал мужику полковника, чтобы чин его соответствовал значению торжества…